Я не знаю, эту ли книгу нам предлагали написать в обмен на визы в США. Единственное подтверждение своих предположений я получил лишь в 2003 году, да и оно было косвенным.

Итак, зимой 2003 года мне позвонил журналист-иностранец, в разговорах с которым я пару раз позволял себе обмолвиться о подозрениях насчет дяди и его связи с США. Он буквально кричал в трубку:

– Мне совершенно необходимо рассказать, что со мной только что произошло! Именно вам! Нет никаких сил ждать до завтра!

– Ну же, что случилось?

– Я только что ужинал в Вашингтоне с двумя бывшими агентами Управления по борьбе с наркотиками, участвовавшими в охоте на вашего отца! Я встречался с ними, чтобы обсудить возможный телесериал о жизни и смерти Пабло Эскобара.

– Хорошо, но что случилось? – повторил я.

– Оказалось, они знают действительно много, и я решил, что это прекрасная возможность обсудить вашу теорию о предательстве дяди. И это правда! Я поверить не мог, когда они подтвердили, что он активно способствовал смерти вашего отца!

– Вот видите! Я был прав!

И действительно – как еще можно объяснить, что мы единственные из семьи Пабло Эскобара жили в изгнании? Роберто всегда спокойно жил в Колумбии, как и мои тетки. Их никто не преследовал. Никто.

После мучительной и насыщенной событиями поездки на похороны моего отца в Медельине мы вернулись в резиденцию с твердым намерением вести, насколько это возможно, нормальную жизнь.

Последние двадцать четыре часа оказались для нас с матерью и сестрой самыми тяжелыми в жизни. Жгучая боль потери, тем более столь жестокой, терзала нас, и похороны лишь подлили масла в огонь.

Дело в том, что спустя несколько часов после личного звонка Аны Монтес, главы Генеральной прокуратуры нации[10], сообщившей нам о смерти отца, мы связались с кладбищем Кампос-де-Пас в Медельине, и они отказались его хоронить. Вероятно, то же самое произошло бы и с Хардинес-Монтесакро[11], но нам повезло: этим кладбищем владели родственники нашего тогдашнего адвоката Франсиско Фернандеса. Бабушка Эрмильда владела там двумя участками, где мы и решили похоронить отца и Лимона – телохранителя Альваро де Хесуса Агуделу, бывшего с ним перед смертью.

Давным-давно отец строго приказал: «Когда я умру, не приходите на мои похороны, беда будет подстерегать вас и там». Он требовал, чтобы мы даже цветов ему не приносили, и едва ли не запретил посещать могилу в принципе. И тем не менее мать настаивала – пусть даже «против воли Пабло».

– Что ж, тогда мы все поедем, – сказал я, – а если нас убьют, так тому и быть.

В сопровождении двух телохранителей, назначенных прокуратурой, мы отправились в Медельин. Пришлось арендовать небольшой самолет. В аэропорту Олайя Эррера десятки журналистов так рвались запечатлеть наше прибытие, что мы едва смогли приземлиться: они выбегали на взлетно-посадочную полосу, пока самолет все еще находился в движении, даже не думая о рисках. Мать и сестру посадили в красный внедорожник, меня и Андреа – в черный, но нам стоило немалых усилий пробраться через эту толпу.

Я и подумать не мог, что столько людей придет на похороны моего отца. Люди из низших слоев питали к моему отцу немалую любовь – на мой взгляд, вполне заслуженную, – и теперь я снова стал тому свидетелем. Я был глубоко тронут, когда услышал то же самое, что люди скандировали, когда он открывал спортивные площадки или поликлиники в бедных районах: «Пабло! Пабло! Пабло!»

В мгновение ока десятки людей окружили наш внедорожник и начали колотить по нему, не переставая двигаться к месту, где должен был быть похоронен отец. Один из телохранителей спросил, не собираюсь ли я выйти, но я, осознавая возможную опасность, решил все-таки подождать мать и сестру в центральной конторе кладбища. Невольно я вспомнил предостережение отца и понял, что единственное мудрое решение сейчас – отступить.