«Первым заседанием руководил сэр Джон Саймон. По опыту прежних переговоров с британцами мне казалось верным с самого начала выдвинуть желаемое фюрером соотношение сил английского и германского флотов 100: 35 в качестве «conditio sine qua non». Далее я считал необходимым прийти сразу к твердому, немедленно вступающему в силу соглашению с Англией. (…)

Сэр Джон Саймон ответил: такое требование допустимо, пожалуй, только в конце переговоров, как результат, однако едва ли представляется возможным принять его в самом начале в качестве основы для обсуждения.

Последующие заседания проходили в знаменитом здании Адмиралтейства с историческими ветряными часами. Они были установлены во времена Нельсона. Часы должны были показывать командовавшему адмиралу направление ветра с тем, чтобы он в любой момент знал, может ли французский флот выйти из гавани в Булони или нет.

После некоторых затруднений мои требования были приняты английской стороной»[99].

Некий немецкий фельетонист и биограф (Иоахим Фест) считает своей обязанностью представить эту переговорную тактику в своей биографии Гитлера следующим образом:

«У самонадеянного и ограниченного, каким он (Риббентроп) был, напрочь отсутствовало чувство такта, он, очевидно, не отдавал себе отчета в том, что навязывает другой стороне (…)». Несколькими строками далее говорится: «Тем большим сюрпризом явилась два дня спустя просьба англичан о повторной встрече, которую они открыли заявлением: британское правительство решило признать требование рейхсканцлера в качестве основы последующих переговоров о морских вооружениях между обеими странами»[100].

Каждый, кому в жизни приходилось вести трудные переговоры, осведомлен о проблемах, возникающих в их ходе, и о переговорной тактике. Часто занятая вначале позиция предрешает успех переговоров. Возможностей много – от жесткого выдвижения своих требований вплоть до мягкой, скрывающей истинные цели манеры ведения переговоров. Все решает успех, и здесь он был однозначен! Самому Фесту, без сомнения, никогда не доводилось вести важные дипломатические переговоры в рамках большой политики, отсюда опыт у него, очевидно, в этом отношении отсутствует. Ему нужно, однако, отказать в важной для историка способности вдумываться в исторические ситуации и, прежде всего, описывать их непредвзято. Ясные и твердые договоренности помогли в этом случае преодолеть сопротивление, блокировавшее в Женеве в течение долгих лет любое соглашение[101].

«Fait accompli» введения всеобщей воинской повинности имел следствием большой внешнеполитический успех, вызвав конкретную договоренность о вооружениях с Англией, де-факто и де-юре отменявшую ограничения, навязанные Версальским договором. Отец, по его словам, очень довольный результатом своих переговоров – Гитлер, кстати, назвал день подписания соглашения «самым счастливым днем своей жизни»[102] – считал, кроме того, что ими создана важная предпосылка утверждения долгосрочных хороших отношений с Англией, что и являлось целью немецкой внешней политики. Так удовлетворившая обоих надежда на шаг приблизиться к соглашению с Великобританией, безусловно, не была на тот момент изначально несбыточной. Гитлер видел рейх континентальным государством без особых морских амбиций, отсюда скрепленный договором отказ от любой конкуренции с британской морской державой. Неудивительно, что с немецкой стороны строились надежды на достижение на этом пути дальнейшего прогресса в переговорах. Отец думал о воздушном пакте.

Он видел в британцах трезвых «коммерсантов». Не просто так британцы представляются в своем популярном Understatement, с которым они могут умно кокетничать, как «nation of shopkeepers» (нация лавочников). В глазах отца, бывшего в свою очередь успешным коммерсантом, эта самохарактеристика и без того всегда имела положительный оттенок. Когда он два с половиной года спустя напишет Гитлеру, он никогда не был согласен с обозначением англичан как «nation of shopkeepers», он будет иметь в виду нечто другое, а именно то, что эти «лавочники» готовы к жесткой – «вплоть до развязывания войны» – борьбе за свои интересы в мире. После заключения морского соглашения он надеялся, британцы, взвесив прибыли и убытки, предпочтут союз с Германией новому противостоянию. Уже в ходе Первой мировой войны с рейхом они потеряли свое доминирующее положение в мире. Новое глобальное столкновение обошлось бы им – такова была точка зрения отца – даже как победителям в утрату их мировой империи.