В англо-французских предложениях содержалась инициатива конвенции, о которой нужно было бы вести переговоры с Италией, Бельгией и Германией и согласно которой «подписавшиеся обязуются предоставить поддержку своих военно-воздушных сил каждому из тех, кто станет жертвой неспровоцированного воздушного налета со стороны одной из заключивших договор сторон».

Сегодня дело представляется так, как если бы Гитлер являлся автором текста ноты с немецким ответом. В действительности речь шла о проекте моего отца. Я помню очень отчетливо его рассказ, как при подготовке немецкой ответной ноты Гитлер, вытащив отцовский проект «из кармана», предложил к обсуждению, не поставив, однако, в известность об авторстве отца. Отец смело формулировал в нем, что правительство рейха «в принципе готово применить свои военно-воздушные силы как средство устрашения против нарушения мира». Мать, слегка злорадно улыбаясь, обратила мое внимание на этот пассаж в тексте.

4 марта 1935 года британское правительство направило палате общин «белую книгу», содержавшую программу значительного усиления британских военно-воздушных сил. 10 марта французское правительство объявило о проекте продления на два года срока службы во французских вооруженных силах. Из военного планирования британских и французских правительств можно сделать единственный вывод: они не были готовы решить проблему вооружения путем сокращения своих вооруженных сил до уровня разоруженных государств. Следовательно, разоруженным государствам не оставалось иного выхода, кроме как перевооружение. Требованием момента для Великобритании и Франции было бы теперь ограничить рост вооруженных сил рейха договорными рамками. Неофициальная и, с 1934 года, официальная деятельность отца были направлены, в первую очередь, на поиск подобного соглашения с западными державами.

Разве не должно было германское правительство прийти к выводу, что его лишь сдерживают? Ведь фактически готовность вооруженных государств предоставить Германии эффективное военное равноправие или предпринять всеобщее разоружение отсутствовала полностью. Ввиду этих фактов глава германского правительства сделал то, что, как упомянуто выше, Франсуа-Понсе предвидел в качестве логического последствия, а именно вооружился в одностороннем порядке, возможно, «опираясь на восторженное одобрение своего народа»[89], в любом случае, однако, по меньшей мере, с согласия его большинства.

Отец одобрял шаг, предпринятый 16 марта 1935 года также и потому, что ему стали известны усилия французского правительства по заключению направленного против Германии союза с Советской Россией. Его инициатором явился французский министр Эдуард Эррио. Ввиду целевых установок Эррио возникала опасность «критической ситуации», приобретавшей тем большую остроту, чем дольше затягивались переговоры, не принося реального равноправия. Фактор времени начинал играть все большую роль, принимая во внимание общие тенденции вооружения Великобритании, Франции и, не в последнюю очередь, также США, и уж совсем умалчивая о Советской России. Примерно четыре недели спустя после введения всеобщей воинской повинности в Германии представители Великобритании, Франции и Италии встретились в Стрезе, постановив «препятствовать всеми надлежащими средствами каждому одностороннему отказу от договоров». На том и закончилось!

Одно Стреза, во всяком случае, снова внушительно продемонстрировала, а именно внешнеполитическую изоляцию рейха. Она существовала с конца Первой мировой войны. Вряд ли будет ошибочным предположение, что Муссолини ко времени конференции в Стрезе уже носился с планами экспансии в Абиссинии. Кто мог бы ему помочь или, по крайней мере, не нанести ему удар в спину? Великобритания и Франция в течение прошедших лет выдвинули на передний план «коллективную безопасность», гарантом выступала контролируемая ими Лига Наций. Муссолини, однако, считал еще в то время, в апреле 1935 года, возможным настолько пренебрегать дружбой с рейхом, что затесался в ряды держав, полагавших, что они смогут и далее отказывать Германии в военном равноправии.