Брат Фома, поистине, обладал удивительным даром убеждения. Даже при самом тщательном осмотре и особенно развитом воображении трудно было принять два овальные пятнышка за след копыта, но в толпе раздались выкрики одобрения, и многие закивали головами. И чем дальше от Доры стояли люди, тем больше среди них было согласных. Хотя вряд ли они вообще что-либо могли разглядеть с такого расстояния.

Диковато озираясь, Дора тем временем ощупала непокрытую голову, схватилась за волосы и начала по привычке выщипывать прядь за прядью, погрузившись в ощущения. Монотонное движение сразу же успокоило полоумную, и больше её не интересовало происходящее вокруг.

Тем временем брат Фома занес иглу и воткнул в одно из пятен. Дора зашлась в таком визге, что все вздрогнули. Обведя толпу победным взглядом, монах полюбовался произведённым впечатлением и объявил:

- А теперь мы, с Божьей помощью, проведём тщательное дознание!

Схватив визжащую Дору за остатки волос, он поволок её через толпу вверх по ступеням кирхи, дав сигнал помощникам, чтобы шли туда. Пастор неохотно последовал за ними.

Я хорошо помнила эту хватку: когда человека так волокли, можно было прощаться. Псы господни никогда не выпускали добычу. Оглянувшись, я увидела, как Абготт проводил сестру взглядом, раскрыл рот, а потом, ссутулясь, махнул рукой и побрёл прочь.

Разум людей приспособлен не видеть в упор даже самое очевидное, если есть хоть малейшее подозрение, что правда нарушит спокойствие. После пережитого напряжения каждый хотел верить, что произошло нечто справедливое. Подобно тому, как люди, изнемогающие от повседневных тревог, любят рассказывать о несчастьях, постигших других, находя в этом подтверждение праведности собственной жизни, сейчас многие перевели дух и с готовностью согласились с выбором брата Фомы. Ведь даже уважаемый патер Теодор не возразил!

Толпа начала расходиться, взволнованно переговариваясь. Задним числом, как водится, люди тотчас начали придумывать события, подтверждавшие вину Доры. Кто-то вспомнил, что однажды, в воскресный день, Дора вырвала у себя клок волос и пустила по ветру – и после началась страшная гроза. Кто-то упомянул павшую в прошлом году лошадь, после того, как Дора её погладила. Кто-то даже рассказал, как в прошлом году, перед самой Пасхой, из дома Абготта выползла змея – верный знак, что в доме творится неладное. Признавая новую реальность, люди пытались объяснить самим себе, что всё происходящее правильно, а им, стало быть, нечего бояться, ведь госпожу Бюрх оправдали.

Никто не проронил ни слова о том, что будут делать с Дорой. Все слышали о раскалённых щипцах, легко отрывающих куски тела, о жгучем расплавленном свинце. Все знали о способах доминиканцев получать желаемые признания, они просто не могли не знать, но даже думать об этом не хотели. Люди всегда видят только то, что хотят видеть и знают то, что готовы перенести.

Медленно, вместе с толпой, я покинула площадь, а затем, всё больше ускоряя шаг, направилась к дому. Пора было готовиться к исчезновению.

Вытащив из тайника несколько монет, я аккуратно вшила их в пояс, который надела под платье. Во второй пояс, что носила поверх платья, для отвода глаз я тоже сунула пару монет. Если вдруг кто-то попытается отнять, то решит, что это все мои сбережения. Остальное нужно спрятать в лесу.

Оглядела дом: как мало вещей, но как много придётся оставить! Всю посуду, кроме моего котла для снадобий, всю мебель, что так тщательно мастерил для меня Йор. Вот почему плохо надолго оставаться на одном месте: обрастаешь лишними вещами, а они привязывают к дому. Не стоило так прикипать к Кларану, не будет от этого добра.