Я колебалась, не зная, что ответить. На лечение магией потребовалось бы время. А сколько сил уйдёт у меня? Отдать почти всё, а потом уйти налегке слишком рискованно, даже если мне и вправду много заплатят. А людям свойственно забывать то добро, что для них сделано, как только опасность минует.

- Есть травы, которые помогают в половине подобных случаев, - ответила я. – Обещать наверняка ничего не могу. Если через два дня лучше не станет – решайте сами, как быть.

- Дорогой, оставь нас наедине, - попросила госпожа Бюрх.

Все вышли, я склонилась к госпоже Бюрх, готова услышать последнюю волю – нередко самое важное дело умирающие поручали ведьмам. Но она быстро зашептала:

- Не бросай меня без помощи. Моя золовка только и ждёт, чтобы прибрать дом к рукам. От Мелины толку нет, сама видишь. Если я умру или останусь калекой – кто защитит моих детей? Жанин, я верю, что твой дар не от тёмных сил. Не знаю, почему, но я чувствую, что если ты уйдёшь сейчас, то больше не вернёшься. А я умру… Ты чистая и добрая, ты не оставишь меня умирать вот так… - она заплакала, вцепившись в одеяло.

Иногда слабые люди вызывают у ведьм больше сочувствия, чем хотелось бы.

Решение далось непросто. Оживление мёртвой части тела требовали больших усилий и полного доверия больного. Если колдовство под полной луной наполняла силами тело ведьм, то в прочие дни оно было сплошным расходом. Особенную опасность таило новолуние. Колдовать в это время и сохранить силу – всё равно, что пытаться удержать воду в горсти. Но сейчас только началась третья четверть лунного цикла, и я намерилась рискнуть.

Отдав распоряжения всем домашним, я принялась за дело. Никто не должен был входить, пока я занимаюсь раной. У дверей поставили старшего сына Бюрхов, нелюбопытного и вечно сонного паренька. Ставни закрыли, комната погрузилась во мрак. Я зажгла свечу и разложила в изголовье кровати травы и инструменты. На полу парил горячей водой принесённый служанкой медный таз.

Следовало отдать должное госпоже Бюрх: от неё не исходило ни малейшего страха перед моими действиями. Она по-настоящему доверяла мне, безоговорочно и открыто, перед лицом опасности сделав окончательный выбор.

В глубине души я ожидала подобного. Уважение к ведьмам было больше свойственно неглупым людям, жившим в относительном достатке. А вот среди ущербных и завистливых голодранцев куда чаще встречались ненавистники колдовства. Люди будто мстили Природе за нанесённую обиду.

Обложив рану мешочками с распаренными травами, я приступила к очищению. Цветы крапивы должны были очистить кровь, мелисса – придать силы, чистотел – уничтожить дурной след в теле. Госпожа Бюрх держалась, как могла, не пытаясь оттолкнуть мою руку, орудовавшую ножом. Зажмурившись, она вскрикивала от боли, но терпела. Отделив мёртвую плоть от живой, я промыла рану, а затем наполнила её комком чистой паутины от паука-крестовика и наложила повязку:

- Как уползает змея в глубину норы, как утекает вода в песок, как улетает пепел в небо, пусть так болезнь покинет это тело и никогда не вернётся!

Положив ладонь на повязку, я ощутила, как живительные быстро силы перетекают, вытесняя боль и тление. Быть может, даже слишком быстро. Отняв руку, я увидела, что на повязке проступила свежая сукровица. Тело приняло силы и было готово поправляться. Нога никогда уже не будет прежней – начнёт болеть от перемены погоды, гнуться под тяжестью лет. Но хотя бы не отнимет жизнь.

Госпожа Бюрх открыла глаза:

- Я чувствую! Ты это сделала!

- Теперь лежите и поправляйтесь. Всего вам доброго.

- Ты говоришь, как будто прощаешься… Я чувствую…