– Когда вам что-то понадобится, мисс Грант, звоните, вас будет обслуживать горничная Мэри, – поклонившись, молвил лакей. – Вот эта дверь ведёт в вашу личную гардеробную, а эта – в ванную комнату. Позвать Мэри, чтобы она помогла вам освоиться?

– Не нужно, спасибо, Джон, – проговорила я.

Когда-то в моём распоряжении была такая же богатая комната с просторной гардеробной, а весь прошедший год приходилось ютиться в тесной комнате в общежитии в компании любопытной соседки…

Поклонившись ещё раз, Джон удалился. А я, не желая терять времени, вынула из сумки платье, которое приготовила для сегодняшнего праздника. Максимально закрытое, оно было милым и в то же время нарядным. Я умылась и стянула измятый дорожный костюм. Невольно обернувшись, с тоской оглядела себя в зеркале. От правого надплечья до поясницы тело пересекал шрам в виде ветвистого дерева как напоминание о том роковом дне, когда мы с папой попали в грозу. Удар молнии расчертил мою жизнь на «до» и «после». Если раньше я была счастливой дочерью и жизнерадостной первокурсницей, с оптимизмом глядящей в будущее, то после я захлёбывалась в безграничном чувстве вины за то, что выжила в той грозе, а отец – нет. Вскоре после его смерти бизнес развалился, маме пришлось продать фамильный особняк и переехать в съёмную квартиру, а мне устроиться на работу и научиться быть сильной. Порой было так трудно, что хотелось кричать до хрипоты, но академию я не бросала, тянула через «не могу» и привыкла обходиться четырьмя часами сна в сутки. Не подряд, а как придётся.

Итан был прав, говоря о моей гнилой натуре. Только не в переносном, а в буквальном смысле. Внутренние ожоги, повреждение органов, разрыв кровеносных сосудов, наполовину сгоревшее лёгкое, головные боли, остановка сердца, проблемы с речью и памятью… Я провела в больнице почти три месяца, речь полностью восстановилась, мигрени мучают всё реже, на провалы в памяти давно не жалуюсь, сердце в порядке, чувство вины худо-бедно проработано с психологом, а вот страх перед грозой и ужасные отметины на коже, похоже, останутся на всю жизнь.

Этот шрам – мой самый страшный стыд. Я так и не смогла заставить себя раздеться перед Итаном, хотя о наличии шрама призналась на втором свидании. Он заявил, что это не проблема, и я почти боготворила его за это. А оказывается, всё это время, пока мы готовились к свадьбе, он изменял мне с другими девушками.

Свадьба!.. Я и без того безбожно опаздывала на важное для мамы торжество, так теперь ещё и медлю, разглядывая своё уродливое тело в зеркале, над которым трудились мастера прошлых веков.

Я быстренько облачилась в платье из голубого шёлка, распустила волосы, подкрасила губы. Скинула кроссовки и надела лодочки в тон платью. Дважды проверила, не виднеется ли шрам в скромном вырезе платья. Нет, не виден. Мне, конечно, далеко до красотки Лайлы, но, если не брать во внимание шрам на спине, выглядела я очень даже неплохо. Светло-русые волосы струятся по плечам, черты лица правильные, глаза выразительные, платье ладно сидит на худощавой фигуре. Не забывать бы ещё улыбаться при этом.

Спустя несколько минут, прижимая к груди упакованный в блестящую бумагу подарок, я подошла к двери в святая святых, куда сегодня пускали только избранных. Лакеи в синих ливреях и белоснежных перчатках открыли передо мной двери, и я попала в изысканно украшенный зал, где за столиками сидели дамы в открытых платьях и джентльмены в смокингах, а на подиуме, изображающем сцену, с микрофоном в руке стояла моя красавица сестра.