Полина

Мы с папой уже два дня находились в Германии. Его сразу определили в палату, чтобы откачать лишнюю жидкость и взять воду на гистологию. Асцит стал прогрессировать, и перерывы между откачиванием все меньше и меньше. КТ тоже назначали. Опухоль прогрессировала стремительно, а потеря в весе и трудности с приемами пищи создавали печальную картину. Отца подключили к искусственному питанию через капельницы. Я старалась держаться и не впадать в апатию, но было слишком сложно. Была бодрячком для папы и заражала его оптимизмом, но внутри каждую минуту отмирало что-то важное и нужное – надежда. Мне говорили, что шансы на продление жизни есть, что максимально улучшат прогнозы и комфорт, но необходимо быть готовым к печальному исходу.

– Привет, мой хороший, – позвонила сыну. – Что-то к вам не дозвониться. Где бабушка? Лиана?

– Они на пляж пошли, а я не хочу, дома остался.

– Иль, наслаждайся морем и солнцем. В компьютере успеешь еще посидеть.

Когда дети были вместе – это просто ураган, а вот по отдельности Ильдар совсем другой: спокойный, обстоятельный, с зачатками интроверта. Он любил виртуальный мир, играл в игры и осваивал программирование. Лиана всегда огонь и пожар: активная, спортивная, уже достаточно дерзкая и с собственным упрямым мнением. Если Илю нужно время и тишина, чтобы сосредоточиться, то Лиана делала все быстро, что удивительно, без ошибок, но чтобы ее усадить за уроки… Лень-матушка и природная неусидчивость, увы.

– Завтра пойду, – произнес сын. – Папа звонил только что. Говорил, что скоро к тебе приедет. Как там дедушка?

– Нормально. Сейчас обследование.

– А ты скоро вернешься, мам? Бабушка грустная. Приезжайте с дедушкой и папой. С вами я пойду купаться.

Я улыбнулась своему красивому черноглазому мальчику. Гены у Марата сильнее, поэтому наши двойняшки пошли в Загитовых, а не в наших блондинов Крамер.

– Когда дедушка подлечится, мы обязательно приедем. И все вместе будем купаться, а потом полетим домой.

– Скоро? – так серьезно нахмурился Иль.

– Я очень на это надеюсь. Я тебя люблю, мой котик. Передай Лиане, что ее тоже, а бабушке скажи, чтобы перезвонила мне.

Я попрощалась с сыном и направилась к аппарату с кофе. Он, конечно, здесь дрянной, но мне нужен допинг. Я выбрала крепкий американо и ждала свой стаканчик, когда меня случайно толкнули.

– Entschuldigung, – услышала мужское. Это абракадабра вроде бы означала «извините».

– Все нормально. Ничего страшного, – повернулась, переходя на английский. О!

– Фрау Загитова, – улыбнулся доктор Шолле. Хирург, который после осмотра сразу сказал, что опухоль проросла в пищевод. Мы ждали подтверждения от компьютерной томографии. Маркус Шолле будет оперировать папу. Затем химиотерапия с доктором Зельцером. Профессор и очень опытный врач, стаж сорок лет. Маркус, напротив, молодой хирург: наверное, и сорока нет. Он вообще больше на уроженца Скандинавии смахивал: высокий, голубоглазый, яркий блондин. Красивый мужчина. – Можно составить вам компанию? – он тоже перешел на язык англосаксов.

Мы взяли кофе и устроились за свободной стойкой. Сначала обсуждали случай отца. Маркус очень интересно и, главное, оптимистично рассказывал о чрезвычайно сложных, даже отчаянных пациентах, которым удалось отвоевать себе жизнь.

– Полина, – мы как-то легко перешли от фрау и херр к именам, – вы тоже врач?

– Да, эндокринолог. В Москве у меня клиника и пациенты.

– А семья?

– Конечно, но они сейчас не в России. Муж должен уже лететь ко мне, а дети в Болгарии с бабушкой.

– А вы? – спросила для поддержания разговора. Интереса к личной жизни доктора Шолле у меня не было, а у него не было кольца ни на одном из пальцев. Правда, для хирургов это скорее профессиональное и никак не указывало на статус.