- Вероник, перестань из себя святую строить. Ты живёшь на работе, а я мужик, мне надо, – цыкает, в завершении уверена, закатил глаза.

- А ты хорошо устроился Кирюш, – делаю глоток чая, чтобы смочить пересохшие горло и протолкнуть вновь собирающийся комок в горле. – То есть, это я виновата, что ты её трахал?

- Отчасти да. Ой, не утрируй, – видимо, его наш разговор утомляет. – Давай хватит валять дурака, Возвращайся домой.

- Да пошёл ты.

Телефон летит в противоположную сторону кровати. Я падаю на спину и закрываю глаза. Плакать больше не хочется, хочется придушить его. Как там отец говорит? А точно, в состоянии аффекта. Вроде за это не много дают.

Мысли об убийстве прерывает Ксю.

- Так, чтобы этот не натворил, – открывает дверь. - Ты, в любом случае, права.

- Он соседку нашу прокатил, если ты понимаешь, о чем я, – тру опухшее от слез лицо.

- Так стоп, – она подходит к кровати и садится со мной рядом. – Ты серьёзно сейчас?

Я молча киваю.

- Ну и сука же он, – злится Ксюха.

- Ну знаешь, – поднимаюсь к ней. – Хорошо, что разводиться не придётся.

- Тоже верно, – улыбается подруга.

Она остаётся у меня до самого вечера – пьём чай, пересматриваем детские видео, я ещё несколько раз срываюсь в истерику и без сил вырубаюсь.

Утро начинается с криков, доносящихся с гостиной. Я открываю дверь и замираю, потому что узнаю голос: приехали родители Кирилла.

- Да перестань хренью маяться, Слав, – говорит на повышенном тоне Пётр Юрьевич. – Ой, ну гульнул паренек. Ну как будто ты по девкам не ходил?

Не могу дать сто процентной гарантии, что отец никогда не изменял матери, но лично мной застукан не был и разговоров таких в нашем доме не помню.

- Этот щенок к ней и близко больше не подойдёт, – напирает отец. – Пусть эти веники подстилкам своим дарит, – пихает в грудь шуршащий свёрток, видимо, букет цветов.

- Слушай, ты за речью то следи, – кричит в обратную. – Я же по-хорошему хочу. Они поговорят, да и забудут все.

Чувствую, что у папы кипят нервы, терпение подходит к концу. Поэтому выхожу из комнаты.

- Здравствуйте, Пётр Юрьевич. Ой, Ольга Николаевна тоже здесь, здравствуйте, – язвлю. Уверена, выгляжу я сейчас не очень, но все равно улыбаюсь. – Что бы ваш сынок вам не сказал, между нами все кончено. Свадьбы не будет.

- Вероничка, – вздрагиваю, терпеть не могу, когда меня так называют. – Ну ты не горячись, ну сглупил Кирюша, но он очень жалеет. Давайте, миритесь, и будет нам старикам счастье.

- Разговор окончен, – отворачиваюсь от собеседников, направляюсь в ванну.

Дальше к разговору не прислушиваюсь. Через несколько минут все стихает.

- Привет красотка – подбадривает Ксюша. – Ты как?

- Привет, – устало выдыхаю.

- По голосу слышу, что не очень, – констатирует факт.

- Родители Вяземского только что уехали.

- Этим то что надо? – злится.

- Хотели, чтобы помирились. Цветы от Кирилла привезли.

- Да пошёл он вместе со своими цветами, – почти фыркает Юсова.

- Знаешь, Ксю, – замолкаю, обдумываю, – Может стоит его простить?

- Скажи, что ты шутишь. Хотя это не смешно, – подруга в шоке.

- Ну, может, это правда единичный случай, и он сильно сожалеет.

- Не вздумай! – кричит.

И тут до меня доходит. Это торг. Добро пожаловать – новая стадия. Сейчас я сама придумаю ему тысячу оправданий. И буду торговаться сама с собой за лучшее.

- Не бери в голову. Это мимолётная чушь, – прихожу в себя. – Давай потом созвонимся.

Не дожидаясь ответа, сбрасываю.

Последующие десять дней я закрываюсь от всех, практически не выхожу из комнаты, пытаюсь уйти в работу с головой. Начинаю и тут же заканчиваю писать докторскую по восемь раз на дню. Белый лист раздражает. Много сплю, практически не ем. Удаляюсь из все социальных сетей, пересматриваю тупые романтические комедии и реву как не в себя.