Владислав Каримович не отвечает мне вообще ни словом. И с места не двигается. Так и стоит, держа локоть на весу и жестко щурясь, глядя мне в глаза.

Все, блин, для верибельности его спектакля. Может, мне в тройном объеме премию затребовать? Ну, а что, этот его спектакль кончится, скажем, послезавтра, а мне с нашими мегерами еще работать.

Ладно, черт с ним, он, кажется, скоро меня взглядом просто убьет…

Не люблю оказываться с ним рядом, в такой вот близости. Приходится заставлять себя дышать, до того меня пробирает.

– Расслабься, – Владислав Каримович произносит это хрипло, спокойно проходя со мной по коридору, – веди себя непринужденно. Убери с лица это выражение, будто я собираюсь тебя повесить в кабине лифта.

Ага, Рита, думай о премии. О том, как она тебя будет согревать в холодные ночи, и о том, что можно будет внести квартплату на месяц вперед, наконец-то.

И дыши. Дыши! Хоть это и непросто.

Шаг, шаг, шаг… Какая сволочь придумала этот чертов опенспейс? Все смотрят! Все смотрят и, боже, сколько новых гадостей я вижу в глазах то одной, то другой нашей сотрудницы. Вон наша штатная ехидна, бухгалтерии – София Игоревна, смотрит на меня с таким отвращением, будто я тут не за руку босса держу, а предалась с ним грязной страсти прямо на столе в приемной.

Настя из пиар-отдела, молодая, смазливая, самоуверенная до чертиков – этой красотке я уже обязана тремя "неправильно понятыми" заданиями от шефа, так сверлит меня взглядом, что яснее ясного – в уме она уже кислотой меня окатила.

Ох, еще и сплетница Ниночка подтянулась, стоит себе, грызет ручку, уже прикидывает, что такого смачного будет завтра с утра про меня рассказывать.

Черт возьми, зачем я на это согласилась? Вечер кончится, а с этими стервами мне еще потом жить. И работать. Как?

Бесконечность шагов до лифта, двенадцать секунд в замкнутой стальной кабинке…

Он ведет себя прилично, даже краем глаза на меня не смотрит. И чего я, собственно, сама себе накрутила? Зачем приняла его слова всерьез?

Руки Ветрова меняют свою дислокацию. Теперь не я держусь за его локоть, а он держит меня за талию. Вроде, всего лишь опустил ладонь. А такое ощущение, что притянул к себе якорной цепью.

Черт, ну, это же лишнее. Нет, вот об этом я точно скажу.

– Владислав Ка…

– Влад, – перебивает он, прямо глядя мне в глаза, – не вздумай назвать меня по отчеству на вечеринке, Маргаритка. Ты – моя невеста. Вот твоя установка на этот вечер. Отклоняешься от роли – сама помнишь, на бирже места всем хватит.

У него не взгляд, тропический тайфун, захлестывающий меня с головой и практически лишающий воли. Я научилась этого избегать за все это время, практически не смотрю в его глаза, потому что серьезно – каждый раз, когда это происходит, мне кажется – я сама слышу, как трещит мой позвоночник.

Он сломает меня. Прожует и выплюнет. Лучше бы держаться от него подальше…

Двери лифта разъезжаются. До ресторана остается всего ничего, десяток шагов по коридору от лифта.

– Что-то хотела мне сказать? – он уверенно ведет меня в нужную сторону, – Я тебя слушаю. Заодно порепетируй обращаться ко мне без отчества, дорогая.

– В-влад, – надеюсь, в ресторане найдется стакан воды, а не то я усохну от этих на лету меняющихся условий, – может, вы…

– Ты… – обрубает он холодно.

До дверей ресторана остается шесть шагов. Нужно установить дистанцию до того, как мы зайдем.

– Ты, – титаническим усилием воли я иду на это чудовищное нарушение субординации, – ты не мог бы убрать руку? Мы можем войти и так, как было до этого.

– Под руку? – бровь босса презрительно подрагивает. – Не мели чепухи. Может, мне еще с тобой за мизинчики подержаться? Ты – моя невеста. Это должны видеть, а не догадываться.