Эта часть дворца была совершенно скрыта извилистыми коридорами, потайной лестницей и строгим запрещением проникать туда.

Не предупредив ни свою невестку, ни даже горничную, молодая женщина одна отправилась в карете в Зимний дворец, проникнув туда, по обыкновению, через низенькую дверь, ключ от которой хранился у нее.

Предупрежденный об ее приезде император немедленно пришел к ней и провел с нею около часу. Внезапно боли утихли. Решив, что тревога была ложной, Екатерина Михайловна забылась на простом диване, обитом синим репсом, в тяжелом сне. В комнате не было кровати, и вся обстановка сохраняла тот же вид, какой она имела при Николае I.

Убедившись, что боли прошли, Александр Николаевич вернулся в свои покои и также лег спать. Екатерина Михайловна осталась совершенно одна. В ее распоряжении был лишь ветеринар-гренадер, стоявший на часах у дверей ее комнаты.

Старик солдат разбудил в 3 часа ночи царя. Доверенный слуга бросился за доктором Красовским и повивальной бабкой.

Острые родовые схватки сменяли одна другую. А врачебной помощи все еще не было, так как доктор жил далеко.

С минуты на минуту состояние Екатерины Михайловны, корчившейся в муках на диване, становилось все более тревожным. Александр II, бледный от волнения, держал ее за руки и нежно ободрял.

Наконец явился доктор Красовский в сопровождении повивальной бабки. Он не успел еще осмотреть больную, как царь тоном, которым он обычно давал приказания, сказал ему: «Если нужно, пожертвуйте ребенком, но ее спасите во что бы то ни стало».

Долго длились мучительные роды. Лишь к половине десятого утра Екатерина Михайловна родила сына.

Это было в воскресенье, и государь должен был ее оставить: весь двор ожидал его к обедне. Здоровый и красивый ребенок получил при крещении имя Георгия. В тот же день его перевезли в Мошков переулок, где жил генерал Рылеев, начальник личной охраны царя. Это место было избрано потому, что оно было довольно глухим, и что проживание там генерала Рылеева делало естественным присутствие жандармской охраны, не позволявшей никому задерживаться на этой улице.

Новорожденный был поручен заботам русской кормилицы и гувернантки-француженки.

Несмотря на все принятые меры предосторожности, слух о родах быстро распространился.

Германский посол, князь Рейс, окруживший царя замечательно организованной сетью шпионажа, узнал об этом первый. Он и сообщил об этом невестке Екатерины Михайловны, для которой это известие, несмотря на то, что о связи государя с Екатериной Михайловной она была осведомлена лучше других, явилось полной неожиданностью.

Императорская семья и особенно приближенные цесаревичи были потрясены. Любимые братья императора, великие князья Константин и Николай и особенно уважаемая Александром II кузина его, великая княгиня Елена Павловна, были страшно взволнованы. К их горечи и возмущению присоединились еще и предчувствия опасностей, которые угрожали существованию династии в случае введения в царскую семью этого незаконнорожденного ребенка.

Императрица Мария, конечно, не последняя узнала об этом событии. Но она оставалась молчаливой, холодной и замкнутой, ни с кем не делясь своими мыслями. Ее болезнь, однако, с этого времени стала развиваться быстро.

Волнение в императорской семье скоро передалось и аристократическим кругам Санкт-Петербурга и Москвы. Особенно много внимания рождению незаконнорожденного сына государя уделяли в семьях князя Паскевича, женатого на графине Воронцовой, князя Щербатова, женатого на графине Паниной, графа Орлова-Давыдова, женатого на княжне Барятинской, князя Воронцова, женатого на графине Шуваловой, и у княгини Куракиной, приближенной цесаревны. В этих кругах строго осуждали поведение государя. Если раньше закрывали глаза на его связь, то теперь эти круги скандализовала невозможность ее игнорировать. Возмущались тому, что 54-летний монарх, бывший уже дедом, не может обуздать своих страстей. Шокировала и громадная разница возраста Александра Николаевича и Екатерины Михайловны. Не без тревоги думали о том, не явится ли, ввиду тяжкой болезни императрицы, сегодняшняя фаворитка завтрашней законной супругой, если она даже и не пожелает подняться выше.