Тем сроком главврач все настоятельней требовал отправки пациента в известный дурдом, который в народе величали Агафуровские дачи. Андрей как мог оттеснял акт, но Михаил однажды устроил настоящий погром. Унимали своими силами, однако главврач теперь попускать не собирался. И тут подсобил Иван Ильич. Семенова по его протекции приспособили в некое заведение, что расположилось подле села Некрасово. Тоже психолечебница. Однако…

Наряду с этим постепенно утихомирилась Маша. А как не утихомириться, когда вот уж куда свалилось форменное увечье. Девушку, конечно, остригли набело, и здесь-то горя не существовало, ибо обещано было полное восстановление волос. А вот прочее! Нормальный человек из обыкновенного такта не станет описывать то непотребство, что представила из себя одна половина лица. Врачи категорически пообещали наживить новую кожу, ибо родимая являла черти что. Всяк способен вообразить, какой в итоге может получиться результат. Так и завершилось: оставшуюся жизнь Маша будет носить в пол лица розовую как у новорожденного, безжизненную и отвратительную маску. Когда-то дивные, карие глаза без бровей и ресниц отторгнут и малый намек на очарование… ну и так далее. За что, спрашивается! Собственно, от сходных эксцессов недолго не то что утихнуть, а напротив, революцию какую изобразить. Но Андрей нашел подход.

– Я, Маша, в детстве до ужаса любил Беляева читать. То Ариэлем себя воображал, то Ихтиандром. – Так сидя свойски подле кровати убитой морально девицы исповедовался он. – Какие сны переживал – летал натурально. Понятно, что все летают, когда растут, однако я под впечатлением книги парил по-настоящему. К тому же у меня друг был, сосед, мы в коммуналке жили, дед Спиридон, он, подтрунивая, внушал кефир на ночь пить, очень-де помогает в летных махинациях. Веришь ли, действительно содействовало… Вообще, Маш, людей хороших много, и человеческое участие штука неизбежная. И вообще дышать отлично… даже в самую окаянную жизненную распутицу.

Допросами не донимал. Чутье подсказывало, пострадавшая может немало отворить, и важно добраться до дружбы. До этого хоть не дошло, а некие сведения раздобыл. Вообще Андрюша ошибся, числя по наущению некоторых за Марией надменную особу – постепенно открылась вполне милая девушка. На очередном сеансе закрутил парень рассуждения об интересных отношениях и ввернул Ваньку Докучаева. И угадал. Посвятила Маша в ироническом наклоне, что Ванька не раз склонял ее познакомиться с одним таинственным человеком. Будто имеется секретное дело, предназначенное сугубо ей. Однако здесь же обособилась, сообразив, что последуют вопросы об этой личности. Андрей скумекал и не полез. Последующая замкнутость, по крайней мере, доказывала, что в деле присутствует важный и неизвестный персонаж. Маша, без сомнения, некоторое умалчивала. И твердо исчезала, когда речь заходила о пресловутой ночи. Кажется, как и Семенов, подлинно мало помнила. Сумма обстоятельств, как видно, твердила о присутствии ненадуманных мистических признаков.

Состоялась аудиенция с Ванькой. Хоть следователь запросто мог вызвать, поехал сам в Некрасово, соблюдая доверительную манеру следствия. Новое приключение. Дело было вечернее, Иван дома. Углядев в окно представителя органов – догадаться было нетрудно – выбрался на крыльцо, и в избу пригласил неохотно, что вовсе выходило против правил. Андрей заподозрил желание что-либо сокрыть, но после допуска ничего не обнаружил. Чуть позже, когда оглоед – грубовато, прямо скажем – родителей с глаз отослал, понял – от них оберегает. Допрос состоялся путанным. Никакого таинственного лица не знаю, наговаривает Мария. Отстаньте от меня, улик нет, чего цепляетесь. Держался не тонко, угрюмо, нервно и безвольно сгущая подозрения. Сняв показания, Андрей Павлович откровенно потопал в избу напротив. Там сразу и шабаркнуло. По показаниям самого Ивана тот работал в совхозе, механизатором – соседи тут же опровергли. Никаких механизаторов. Пробавлялся Бык в Лощинках. На каких должностях, неизвестно, потому как заведение тамошнее темное.