— Тридцать ударов. Считай в голос и повторяй: «Простите дуру, Хозяин», — на полном серьезе говорил Сэм.
Маша старалась дышать. Настроиться. Но когда на попку опустилась тяжелая ладонь, из головы вылетели все настройки.
— Мария, — грозно рыкнул Сэм, напоминая о ее обязанностях.
— Раз, простите дуру, Хозяин, — выдохнула Маша, зажмурив глаза. Пальцы со всей силы вцепились в край подушки. Колени задрожали.
“Терпимо”, — подумала она.
— Д-два, простите… — повторила Маша всю фразу. Сила удара немного увеличилась.
На пятом девушка уже шипела, подгибая пальцы на ногах. На двенадцатом еле слышно стонала. На семнадцатом из глаз потекли слезы, и в голове зародилась мысль остановить это безумие. Но Мария молчала. Глотала слезы. Ругалась про себя. Проклинала Уильямса и молчала.
— Двадцать… — тут она застыла. Сбилась. Громко всхлипнув, Маша, заикаясь, повторяла: — Двадцать… д-двадцать…
Все тело било ознобом. Пот струился по спине. Попа горела от боли. Завтра Маша точно не сможет сесть на стул. А может, и послезавтра. Мысли превратились в кашу и упорно не собирались в кучу.
— Не скажешь цифру, добавлю еще пять ударов, — от спокойного голоса Сэма девушка еще сильнее заревела.
“Двадцать… три? Два? Думай!” — лихорадочно вспоминала Мария. Плюс пять ударов подействовали отрезвляюще.
— Двадцать два-а-а-а-а! — взвизгнула она, когда тяжелая ладонь опять больно приложилась в покрасневшей коже. — Простите дуру, Хозяин.
— Это двадцать два?
— Нет-нет! Двадцать три, простите дуру, Хозяин, — ретировалась Маша.
Ладонь немного побаливала. Глядя на багровую кожу, Сэм мысленно корил себя за потерю контроля. Последние четыре удара дались Маше особо тяжело. Пришлось зажать ее ноги между своих, чтоб не дергалась. Девушка пищала, шипела как кошка, рыдала навзрыд, но продолжала принимать наказание. На тридцатом ударе она уже не говорила. Что-то промямлила нечленораздельно и уткнулась в подушку дивана. Громкий женский вой разносился по всей квартире.
Уильямс по привычке потянулся к маленькой макушке, но вовремя остановился. Когда взглянул на вздрагивающее тело у себя на коленях, на душе стало гадко. Радости от наказания он не чувствовал. Наоборот, хотелось приласкать и успокоить малышку.
Сэм резко мотнул головой, вытряхивая из нее глупые мысли. Она — враг. Из-за ее отца он потерял своего. Уильямс старался не утерять эту нить ненависти, и его взгляд вновь стал холодным.
— Стоять можешь? — выполняя стандартные обязанности Хозяина, поинтересовался Сэм.
— Угу, — шмыгнула носом Маша. Зажав голову между рук, она все еще тихо плакала. По движению мужчины она поняла, что нужно вставать.
Все тело болело. По ней словно камаз проехался. Колени тряслись, руки дрожали. Лицо превратилось в месиво из слез, соплей и слюны на подбородке. Маша боялась пошевелиться, ведь малейшее движение отдавало в область ягодиц.
Освободив девушку от наручников, Сэм по привычке прикоснулся к ее запястьям. Хотел размять кожу. Запаниковав, что он собрался сделать с ней что-то еще, Мария отдернула руки.
— П-простите, Хозяин. Я испугалась, — прохрипела Маша правду.
Сэм никак не прокомментировал ее поведение. Взяв со столика небольшой тюбик, вернулся к трясущейся Маше.
— Остаёшься или идешь к себе? — внимательно посмотрел на нее Уильямс. Терпеливо ждал ее ответа, пока девушка собиралась с мыслями и пыталась унять дрожь в теле.
— Можно в комнату, Хозяин? — с опаской попросила Маша.
— Иди, — впихивая ей в руки тюбик с мазью, раздраженно ответил Сэмуэль. — Обработай задницу, иначе завтра не сможешь ходить, — зло рыкнул ей вслед.
10. Глава 10
Доковыляв до своей комнаты, Маша плотно закрыла дверь. Если она еще раз увидит Уильямса сегодня, то точно сорвётся.