– Хорошо, если так, – после недолгого молчания произнес парень, а я удивленно повернулась к нему и недоуменно склонила голову набок. – Лучше с ним не связываться.
– Это из-за Зои? – произнесла свою догадку вслух и сразу поняла, что не промахнулась.
Костя болезненно сморщился, будто только что проглотил лимон, но быстро взял себя в руки и стер это выражение с лица. Однако от меня его секундная слабость не скрылась.
– Нет, – качнул головой он, а я недовольно поджала губы. Врет. – Дело не в ней.
Я демонстративно молчала, давая понять, что жду ответа. Он чуть замялся, чем в очередной раз доказал, что моя догадка о них с Зоей верна, а потом сказал:
– Отношения в лагере для вожатых под запретом. Точнее, они для всех под запретом, но вожатым сложнее – они постоянно на виду.
– Руководство не хочет, чтобы отношения взрослых видели дети? – переспросила недоверчиво, а Костя уверенно кивнул.
– Разумеется. Для такого решения полно оснований.
– Дети не должны соперничать за внимание вожатых с их половинками?
– Да, это одна из причин. И если коротко, то ничто не должно смущать детей и отвлекать вожатых от работы.
– А еще нужно подавать хороший пример, – произнесла себе под нос, вспомнив проколы для пирсинга в ухе и брови Дениса.
Костя расслышал мои слова и в дружеском жесте похлопал по плечу:
– Вот видишь. Ты умная девушка, Яна, и сама все понимаешь. Так что лучше не лезь в эту трясину. Оно того не стоит.
– Я и не лезу, – припечатала сухо и метнула на Костю колючий взгляд. – Да и если бы лезла… думаешь, кто-то мог бы узнать?
Вопрос задала на эмоциях, опять вспомнив о последней встрече с Денисом. А если Зоя все-таки пустит слухи? Будут ли проблемы у меня? А у вожатого? Мы ведь не обнимались где-то на арене или игровой площадке! В конце концов, все произошло в моей комнате, и если бы не глупое недоразумение, то наше общение так бы и осталось тайной.
– Играя с огнем, помни, что всегда есть риск обжечься, – философски изрек Костя, а я щелкнула языком и откинулась на спинку лавочки.
Ответ меня не удовлетворил. Очень размыто, непонятно. И, если честно, слова Кости не отвратили меня от возможной интрижки с вожатым, а подкрепили интерес.
Запретный плод всегда слаще.
– Какой-то странный наказ, – скептически буркнула я. – Встречаться с вожатым как бы нельзя, но можно, если вас не видят. Так, что ли, выходит?
Костя одарил меня неодобрительным и тяжелым взглядом. Он будто понимал, что обманываю его. Догадывался, что не все в нашей сегодняшней встрече с Денисом было так просто и что я готова повторить ее еще раз.
– Наказание есть, – мрачно отозвался журналист и повернулся ко мне всем корпусом. Хмурые морщинки на его лбу стали чуть глубже, голос звучал размеренно и проникновенно. Все-таки Костя знал, что я недоговариваю о нас с Денисом, и пытался меня оградить. Но от чего?
– Что за наказание?
– Зависит от руководства, масштаба косяка, от того, как сильно расползлась новость, какой всплеск она вызвала… Самое минимальное, что грозит, – это перевод прямо посреди смены в другой лагерный комплекс, пометка в личном деле и, так как большинство вожатых – студенты, письмо в деканат.
– А максимальное наказание? – зачем-то спросила я.
Костя смерил меня изумленным взглядом, однако от комментариев воздержался и честно ответил:
– Увольнение.
Я ожидала, что меня накроют тревога и стыд, что внутри встрепенется совесть, что мысли о Денисе рассеются. Но ничего такого не случилось, лишь сердце в странном предвкушении забилось часто и гулко.
Почему-то слова Кости не возымели должного эффекта.
– Ладно, – вдруг выдохнул Костя и поднялся со скамейки. – Денис не тот человек, о котором я бы хотел говорить. Просто знай, что от него лучше держаться подальше.