Казалось, помощник готов ринуться наутек.
– Два месяца назад, сэр. Наряду с другими мерами, которые вы одобрили, чтобы э-э… улучшить свою репутацию.
– Два месяца?! – Воспоминание промелькнуло, и он вспомнил список. Мэтьюс преподнес его в тот момент, когда Люциан приходил в себя после недельного запоя, пребывая в весьма мрачном настроении и мучаясь головной болью. – Мэтьюс!
Глаза слуги тревожно округлились.
– Да, сэр.
– Интересно, каким образом разгуливающие среди моей коллекции богатеи добавят мне популярности в палате общин?
– Филантропия – извилистый путь, – проговорил Мэтьюс, поглаживая усы. – Это стратегия постепенных изменений, включающая множество мероприятий, вроде открытия доступа к вашим коллекциям, покровительство художникам…
– Я знаю, что такое филантропия! Убери из списка все, что касается визитов посетителей. Поймай нам кэб до Белгравии и подумай хорошенько. Я хочу разузнать об этой девице Гринфилдов все.
Две мили до городского особняка тянулись долго – мокрые улицы были усыпаны мусором из водосточных труб и переполненных канав, повозки и экипажи загромождали путь, вместо того чтобы двигаться друг за другом. Окна кэба запотели, внутри пахло сыростью. Жаль, что чистая, управляемая умелым кучером карета в настоящий момент везла домой своенравную наследницу.
Мэтьюс сидел напротив, сосредоточенно сдвинув брови.
– Если это средняя дочь, то ей около двадцати – в любом случае она еще несовершеннолетняя.
– Уже помолвлена? Я знаю, что старшая замужем.
Мэтьюс покачал головой.
– Насколько мне известно, официально ее руку никому не обещали. Надо полагать, именно ей Гринфилд разрешил посещать Оксфорд – одна из его дочерей проходит обучение у Раскина.
Значит, женщина нового типа – женщина с собственным мнением. Синий чулок.
В таком случае прогулки в одиночку и идиотская выдумка про экскурсию вполне могут оказаться правдой. Непонятно лишь, зачем она вырядилась в чудной старый плащ. Люциан поймал себя на том, что водит по нижней губе указательным пальцем, словно отыскивая следы, оставленные ее мягким ртом. Очень мягким. Вкус у нее сладкий, с ноткой чая с сахаром и ароматом дождя. Он и сам пропитался этим запахом – стоило пошевелиться, и тут же вновь пахло розами. Ему следовало понять сразу, что Ренвик на ее счет ошибся – в круглых карих глазах девушки не было ни искушенности, ни лукавства. Или же он это понял и поддался соблазну: после стольких лет Люциана все еще манили драгоценные вещи.
– Гринфилд глупец, раз не держит ее в строгой узде, – заметил он скорее себе, чем Мэтьюсу, но помощник, как всегда, услужливо кивнул.
Видимо, у Джулиана Гринфилда, основателя крупнейшего в Британии банка, принадлежащего одной семье, есть и другие заботы, кроме как присматривать за потомством. У магната сейчас изрядные трудности с портфелем ценных бумаг в Испании – молодой король затеял новую банковскую реформу. Вдобавок несколько лет назад его почти вытеснил из испанского железнодорожного сектора банк братьев Перье. Люциан подозревал, что именно поэтому Гринфилд прислал ему целых два приглашения на деловой ланч, хотя прежде они не встречались. Сам Люциан давно сократил свою деятельность в испанском секторе, за исключением нескольких вложений. Он все еще владел тридцатью процентами акций в железнодорожном концерне «Пласенсия – Асторга», и Гринфилд наверняка об этом пронюхал. Что ж, продажа последних крупных инвестиций в Испании может способствовать успеху его миссии.
– Напомните, Мэтьюс, что еще числится в вашем списке добрых дел?
Помощник напрягся, словно нерадивый школьник, которого вызвали к доске. Иногда тридцатилетний Люциан забывал, что Мэтьюсу – тридцать один. В лучшие для слуги дни хозяин с ним рядом чувствовал себя глубоким стариком.