Он с завистью наблюдал за тем, как адмирал обнимает нежно и трепетно тонкий стан жены генерал-губернатора.

– Танцевать? Но я не умею, не могу, у меня диссертация, я должна, – Елена лепечет что-то, все еще не отходя от писателя.

Но он уже шагнул вперед, подхватил какую – то даму, и закружился немного неуклюже, но получая от танца невероятное удовольствие.

Кружились пары, Елена не могла пробраться к своему кумиру, и только слышала:

– Единственная ночь осени, когда мы можем освободиться от пут, вырваться из гранита, хочется только танцевать, танцевать до самого рассвета, все остальное потом.

– Не может быть, – шептала Елена, – разве творчество, разве то, как мы его воспринимаем, принимаем, не самое главное? Ладно, адмирал, но Федор Михайлович, не может быть, чтобы он так легкомысленно относился к своим гениальным романам.

И тут она услышала странный хохот рядом…

– Неужели тебе никогда не хотелось жить и любить? Только жизнь, реальность, а не книги и не исследования, это чудное мгновение – единственное сокровище, которое у нас есть. Из-за Елены началась война, а ты никак не можешь чужих бесов оставить в покое и просто жить. Смотри, как прекрасна осень, даже твоему гению хочется танцевать, а ты еще жива, у тебя еще ничего не потеряно, или на самом деле оценить можно только когда все потеряешь?

– Я еще жива, – повторила Елена.

В тот момент мимо скользнул адмирал с Любашей, потом гений с какой-то дамой. Они смеялись над ней и таяли в тумане.

Распахнулись шторы и желтые листья кружились в заполненной музыкой бальной зале. Елена взглянула в старинное зеркало, около которого она невольно остановилась, и с ужасом заметила, что она там не отражается… Но кто-то уже подхватил ее, словно осенний листок, и закружил в вальсе, она пыталась, но никак не могла рассмотреть лица незнакомца. Ночь заканчивалась, начиналась обычная жизнь