— Реку же точно осматривали. Почему тогда тело не нашли?

— Так течение у нас сильное. В том месте купаться немногие рискуют. Сносит сразу.

— А что с Игнатом? — вернулась я к интересующей меня теме.

— Так ничего. Его отпустили, а других подозреваемых не было. Но в городе сразу решили, что он виноват. Вот с тех пор он и стал изгоем. Не дают ему забыть. Нет-нет, да и надписи на заборе появятся. Или машину испишут. Старшее поколение с ним вообще не разговаривает. Молодежь, бывает, общается, особенно девушки. Он же парень видный, и всегда таким был.

— А почему ваш дом не хотели снимать? Только из-за соседства с Игнатом?

— Ну да. После той истории у нас решили, что он несчастья притягивает. Вот слева от него дом стоит. Там Васька жил, нормальный был мужик, работящий. И вдруг запил. Прямо по-черному. Буквально за полгода допился до чертиков и зимой под забором замёрз насмерть.

— Игнат-то здесь причем? — удивилась я.

— Может, и ни при чем, — пожала плечами собеседница. — Только справа от меня тоже проблемы с домом. Там баллон с газом взорвался. Слава богу, никто не погиб, но небольшой пожар случился. Люди оттуда потом переехали.

— Понятно, — кивнула я, прекрасно зная, что такие вещи обычно логике не поддаются. — Но вы же тоже рядом с Игнатом живете. И ваш дом целый.

— Целый, это да, — согласилась Алевтина Егоровна. —  А муж мой, Семен, умер пять лет назад. В самом соку был мужик, здоровый, к врачам никогда не ходил. А тут сразу инфаркт, и все.

— Алевтина Егоровна, — я с недоумением покосилась на женщину, — вы что, тоже верите в несчастья от соседа?

— Честно говоря, не верю, — ответила она со вздохом. — Знаю, люди любят других в своих проблемах винить. На себя смотреть не каждый может, — только я порадовалась здравомыслию женщины, как она добавила: — Но вот Сеня мой, он и вправду был здоров как бык. Почему тогда умер?

Картинка понемногу начинала складываться, и меня в ней мало что удивляло. Знакомый сценарий повторялся раз за разом, менялись только действующие лица. Уж я-то знала, как люди умеют объединяться против кого-нибудь одного и травить всей сворой. И чаще всего никаких разумных аргументов у них нет, одни слепые инстинкты. Только от этого никому не легче.

— Вы говорите, люди с Игнатом почти не общаются. А друзья у него остались? Одноклассники?

— Одноклассники у них тогда пополам разделились. Половина верила, что он Любу убил. Половина — нет. Только с тех пор столько времени утекло. Многие уехали отсюда. Молодежь любит большие города, не то, что наш. Так что в последние годы к Игнату никто не заходит. Ну только рабочие его, но он местных не нанимает.

— А почему тогда фирма не прогорела? — удивилась я. — У него есть клиенты?

— А чего ж нет? Интернет многим нужен. В нашей части города только Игнат этим занимается. Да и то, в офисе он сам не сидит и на объекты не выезжает. У него для этого работники есть. А раз так, никто проблем и не видит.

Ясно, искать логику во всем этом, как всегда, бесполезно. И это тоже меня всегда поражало. А еще возмущало до глубины души.

— Да вот, кстати, про одноклассников, — встрепенулась Алевтина Егоровна. — Наш участковый, Пашка, как раз с Игнатом учился. Ты уж не обессудь, но я ему про тебя сказала. Ну, что квартирантка у меня появилась. Сама же видишь, у нас тут не скроешься. Так что Пашка, может, к тебе зайдет на днях, побеседует. Ну, это его работа.

Хоть я и поморщилась, но прекрасно понимала, что женщина права. Рано или поздно на меня бы обратили внимание. Так что встретиться с органами правопорядка все равно бы пришлось. Никаких проблем с этой стороны я не ожидала, но радости точно не испытывала.