В конце концов, раз он добыл еду, мне готовить – все честно.

– Яблоко хочешь? – спросил Алан, присаживаясь рядом.

В животе заурчало.

– Хочу, – не стала жеманиться я. – Только руки грязные. Чуть позже.

– Ну, это ерунда. – Он сунулся в мешок, что принес с собой. Вытащил яблоко – зеленое, из тех, что созревают едва ли не перед самыми заморозками, а потом лежат в погребе почти до следующего урожая. Плеснул на него водой из ладони, высушил.

– Кусай, я подержу.

– А тебе?

– Я же не девушка. Перебьюсь.

– Пополам. Или сам ешь, в конец концов, это твой заработок.

– Пополам так пополам, – не стал спорить Алан. Разломил яблоко одним движением. Протянул мне половину, повторив:

– Я подержу, откусывай.

Кисло-сладкая хрусткая мякоть показалась удивительно вкусной.

– Где добыл? – поинтересовалась я.

– На курицу староста расщедрился. Ну и так, прошелся по мелочи. Яблоко, вот, пара морковок, пара луковиц, горсть пшена. Хороший суп выйдет. Хотя ты к другому, наверное, привыкла…

– Как и ты, – пожала плечами я. – Буду отвыкать.

Что мне еще остается, в конце-то концов?

– А от чего ты вылечил старосту? – полюбопытствовала я. Курица в пересчете на деньги – от силы полдюжины медяков, но для этих людей – серьезные деньги.

– Не скажу, – отрезал Алан. Снова протянул мне половинку яблока и добавил чуть мягче: – И точно так же никому не скажу, если вдруг доведется от чего-то лечить тебя. Такие вещи касаются только лишь лекаря и больного.

И по его тону было понятно, что спорить, упрашивать или давить на самолюбие бесполезно. Впрочем, я и не собиралась. Было бы ради чего, а так – всего лишь мимолетное любопытство. Какое-то время мы молчали, только хрустело яблоко.

– Не обиделась? – спросил Алан, наконец.

– Нет. Было бы на что.

– Вот и хорошо. – Он зашвырнул огрызки в огород и поднялся. – Пойду дров хозяйке наколю. Заодно спрошу, где у нее летний очаг.

С этой стороны дома поленницы не было видно. Наверное, она на заднем дворе.

– С овощами справишься? – спросил Алан. – Я потом сготовлю.

– Справлюсь.

Нос защекотало, я мотнула головой, подула, пытаясь согнать надоедливую пушинку. Алан рассмеялся, снял ее, вытащил еще одну, из волос. Улыбнулся.

– Справишься. У тебя неплохо получается… для первого раза.

Я с сомнением оглядела дело рук своих. Получалось жутко медленно. Ничего, научусь. Вышивать на самом деле сложнее.

Алан снова улыбнулся, потрепал меня по волосам и, подмигнув, скрылся в доме. Я вернулась к своему занятию. Снова скрипнула за спиной дверь.

– Ты бы поосторожнее с ним, девочка, – сказала хозяйка, присаживаясь рядом. Отобрала у меня курицу. – Дай-ка я помогу.

Пальцы ее ловко засновали над тушкой.

– Парень он, конечно, всем хорош – красивый, веселый, добычливый и жалеть будет…

Я открыла рот, чтобы сказать, что ничего этакого между нами нет, да и не будет, вовсе не до того мне сейчас. Посмотрела в серьезные глаза хозяйки, очерченные глубокими морщинами, и сочла за лучшее промолчать. Все равно не поверит. Парень с девкой странствуют вместе и явно не родичи – значит, любовники. Хотя какая мне разница, на самом деле? Завтра меня – нас? – уже здесь не будет.

– Да только улыбается он всем, а к сердцу ни одну не подпустит. А рассердится одна – всегда другая найдется. – Женщина вздохнула. – Муж у меня такой был. Когда посватался, все девки завидовали. А сколько слез я с ним пролила… и помер-то от собственной дурости – девку попортил, а ее отец с братьями его проучить решили… да перестарались. – Она горько усмехнулась. – Так что осторожней ты с ним, а найдешь кого лучше – беги.

Хозяйка сунула мне в руки чисто ощипанную тушку и поднялась.