К этому времени старший брат моей мамы, Николай, был уже почти взрослым и содержал всю семью. Жили они очень трудно. В 20-м году, после того как дед пропал в Польше, их выселили из шеляпинского дома. Точнее, оставили им там одну комнату на всех. В их доме поместили Холмский исполком горсовета. Бабушка, ей тогда было немного за тридцать, работала в этом исполкоме уборщицей за мизерную плату и исполкомовский паёк. Носила красный пролетарский платок и всячески отрицала своё непролетарское происхождение. Только иногда, когда они с моей мамой проходили по улице Псковской, бабушка показывала маленькой Вале большой двухэтажный каменный дом своего отца и говорила, что когда-то давно жила в этом доме. Когда была молодой девушкой, здесь устраивались балы. Приходили в гости молодые кавалеры, они танцевали с ней и угощали красивыми конфетами из разноцветных коробок.

Город Холм до революции. Улица Псковская, где был дом Андрея Кособрюхова

Понятно, что бабке Марии с семерыми маленькими детишками пришлось пережить за те годы, пока не было мужа. Двое маленьких просто умерли от голода. Старший сын Коля чуть ли не с 12 лет стал работать, чтобы остальные выжили. Был сначала учеником столяра, потом столяром-краснодеревщиком.

Когда внезапно появился отец с двумя маленькими детьми, Николай-младший был категорически против его возвращения в семью. Его можно понять. Десять тяжелейших лет на грани выживания не прошли для детей и их матери просто так.

Город Холм, паром через реку Ловать

Дед Шаляпин уехал со своим детишками в Старую Русу, это совсем недалеко от Холма. Устроился там бухгалтером на лесопильном заводе. Я знаю от своего старшего двоюродного брата Володи Шеляпина, что у деда было много родственников Шеляпиных. Все они были помещиками, жили в Новгородской и Тверской губерниях, многие из них занимались торговлей лесом, имели лесные угодья и лесопильные заводы. У моего деда не было поместий, он не был богатым, поэтому он не иммигрировал, как все его родственники, а остался в Холме. Думаю, что работа лесопильного завода была немного знакома моему деду, и это помогло ему устроиться бухгалтером в Старой Русе. К тому же он был человеком очень грамотным, тогда таких было единицы.

Бабушка Мария была не прочь бы сойтись со своим мужем. Она два раза ездила к нему в Старую Русу и брала с собой 12-летнюю дочку Валю (мою маму). Мама это хорошо помнила и рассказывала мне, что очень стеснялась своего отца: когда он пытался с ней говорить, пряталась за мать.

В конце концов, брат Коля немного успокоился, бабка с дедом договорились, что они будут жить вместе в Старой Русе, потому что в Холме деду появляться было опасно: его могли опознать. Тогда уже начались репрессии против бывших дворян и царских чиновников. Но восстановить семью было не суждено. Следующей встречи уже не получилось. Дед заболел воспалением лёгких и умер. Было ему тогда чуть больше сорока. Дети его польские попали в детский дом.

Так бабушка Мария опять, во второй раз, стала вдовой одного и того же мужа.

Ближе к войне жить стало немного легче: старшая Зина вышла замуж и помогала чем могла. Николай стал мастером- краснодеревщиком, моя мама тоже вышла замуж за моего отца. Вроде жизнь налаживалась, но это длилось недолго. Отец мой вынужден был уйти добровольцем в военное училище в 1939 году (это отдельная история) и встретился со своей женой только через три года на фронте.

22 июня 1941 года началась война. Немцы в начале войны наступали очень быстро. Да и польская граница была совсем недалеко от Холма. Мама рассказывала, что прошло буквально несколько дней – и через Холм пошёл поток беженцев с западных районов на восток. Мать не знала что делать. На руках у неё был маленький ребёнок (мой сводный брат Виталька пяти лет), да и свою мать она не решалась бросить. Старшие братья Николай и Александр уже были призваны в армию. Сестра Зина жила в Ленинграде. А медлить было нельзя, ещё день-два – и немцы займут Холм.