«Воскресенье, твои снега…»
Воскресенье, твои снега
обложили со всех сторон…
скрыты проледью берега,
ветер рвётся с горы в разгон.
Воскресенье, твои кресты
растворяют пространства глубь…
лиц утерянные черты —
отыщи, прими, приголубь.
Воскресенье, твоя звезда
истончает движенья круг
до пасхального до суда,
до стигматов сомкнутых рук,
где биенья вселенский звук.
«Каждой твари по паре…»
Каждой твари по паре,
воздух чист и надрывен.
Мы в бескрайность кричали —
крик наш страшен и дивен!..
Мы чертили пространство,
бесконечно и рвано,
не храня постоянство —
мир наш выглядел странно:
из лоскутьев без связи,
без дыханья и света,
из обрывочной вязи —
вдаль проставлена мета.
Мы старели в метели
согревались и стыли
прямо в вечность глядели —
а о жизни забыли!..
«Когда я подойду к концу конца…»
Когда я подойду к концу конца,
возьму в ладони уголек горячий,
вложу в оправу Божьего кольца —
слепой пройдет, увидит только зрячий
проталину на млечной полосе
от теплого дыхания парного,
на перламутре в звездном колесе
прощальный отблеск всполоха земного.
Вне времени, где Вечности провал,
где серафим, как огненная птица,
однажды в благороднейший опал
мой уголек горячий превратится.
Пока у жизни теплая ладонь,
распарываю, заново сшивая,
поддерживаю бережно огонь.
Зорюй, зорюй, моя душа живая!
НАТАЛИЯ ЧЕРКУНОВА
рисунок Михаила Чернобровкина
К Алтаю
Прикоснись ко мне радугой Света,
Буйством красок алтайской зари,
Мокрой галькой катунского брега,
Росной силой травы-муравы.
Поцелуй меня музыкой ветра,
Белым облаком синих вершин,
Звёздной россыпью ясного неба,
Терпкой горечью древних долин.
Озари меня светлой печалью,
Величавостью горной реки,
Изумрудно искрящейся далью,
Скрытой мощью священной горы.
Одари меня радостью встречи,
Вдохновением горним в пути,
Красотой поэтической речи,
Ясновидящим Оком Любви.
Запечатай уста мои Тайной…
Мужик
Поминки. Как водится, водка.
Супруги сидят, муж не пьёт.
Жене наливает немножко,
А сам даже в рот не берёт.
…Потом подвозил на машине —
Жена, две старушки и я,
И шёл разговор о судьбине,
О смысле житейского «я».
– «А я ведь не пью лет так двадцать…
Как бросил? Сейчас расскажу.
Устала жена гневом бряцать:
«Да, пей. Мочи нет. Ухожу…»
А надо сказать откровенно,
И сам я устал пьянью быть.
Пойду закодируюсь, верно;
День выбрал (с утра б не забыть)
Пришёл… Осмотреться бы надо,
Внутри что-то ёкает, дрожь.
Вдруг слышу: «Вот, доктор, зараза,
Я начал по новой… И что ж?»
Меня окатило волною —
Здесь тоже гарантии нет,
Открыта дорога к запою…
– «Да, что я, мужик или нет?!» —
Сказал, как отрезал, и дёру.
Жене – «Закодирован, мать!»
(открылся со временем, впору
не смог это дело скрывать)
Пить бросил, скажу, в одночасье,
Судьбе доказал, что «мужик»!
Мне много не надо для счастья —
Заядлый рыбак и грибник.
Эх, сколько друзей погубила
Страсть к выпивке… Жалко до слёз!
Ещё я читаю Ибн Сина*
И верую в Бога… Довёз.»
…Я вышла. Ничто не случайно.
Простой русский парень – «мужик»!
В нём Сила живёт изначально,
Такой за Россию – на штык;
Такой слов на ветер не бросит,
А если прозреет, навек.
Иваном Стотысячным, россы,
Зовётся мужик – Человек!
ВИКТОР КАЗАЧУК
«Город снова затих…»
Город снова затих.
Лишь огни вдалеке,
Но рождается стих
На тетрадном листке.
Он ещё не решён,
Не продуман вполне,
Обозначен лишь фон:
Диск луны в вышине.
Неба тёмный шатёр,
Уходящая высь.
В звёзд холодный простор
Устремлённая мысль.
И – душевный порыв,
И – свершенье стиха…
Час вечерней поры.
Ночь спускалась, тиха…
«Апрельский день склоняется к закату…»
Апрельский день склоняется к закату,
Лучами солнце тянется к земле.
Всё та ж дорога. Я по ней когда-то
Прошёл впервые… И в вечерней мгле,
Когда закат тускнел и растворялся,