Я молчу. Просто не знаю, что можно ей сказать.

Она замечает пакет.

− А это еще что?

Отбирает его.

− Отдай, − только и успеваю сказать я, а она вытягивает куртку и тут же зло смотрит на меня.

− Что, ноги уже раздвинула, да? – спрашивает Лида и смеется. – И что? Он отдал тебе вторник или пятницу?

Я вздрагиваю. Мне страшно подумать, как она догадалась, но я просто пытаюсь вернуть куртку. Мне хочется отдать ее Денису самой, а не через Лидку.

− Что, угадала, да? – со смехом говорит Лида и набрасывает куртку на свои плечи. – Знаешь, сколько у него таких было? А мы вместе уже пять лет, так что проваливай!

Я стиснула зубы, но с места не сдвинулась.

− Отдай мне куртку. Я сама ее верну.

− Нет, дорогая, вторник или пятница, в другие дни я не работаю допоздна и вообще это ненадолго. Видишь?

Она вытянула вперед правую руку, демонстрируя золотое кольцо с камнем на безымянном пальце. Меня словно холодной водой окатило. Ноги подкосились.

− Этой ночью он сделал мне предложение, а то что выебал тебя перед этим, так это ничего. – Лида угрожающе шагает ко мне и зло смотрит прямо в глаза. – Он же ненавидит таких, как ты. Этакая правильная умница, живешь на всем готовом, а делаешь вид, что лучше всех.

− Это неправда, − прошептала я и попыталась отступить.

Лида схватила меня за руку и дернула к себе, впиваясь в запястье длинными накладными ногтями.

− Правда, − тихо шепчет Лида мне на ухо. – Вы обеспеченные и холеные, думаете, что только вы умные, а все вокруг тупые. Думаешь, Денис не мог выучиться и быть круче твоего папаши? Мог, да только ему жрать нечего было, и он работал, а не учился, а теперь… Думаешь, это тебе весело? Это ему весело трахать куклу вроде тебя, а потом он увезет тебя в какие-нибудь катакомбы и пустит по кругу в байкерском клубе. Выебет тебя сорок волосатых мужиков во все дыры − будешь знать, как лезть, куда тебя не просят!

Она толкнула меня в грудь и отвернулась.

− Чтоб я тебя здесь больше не видела, − заявила она и пошла прочь со двора, явно домой.

А я стою на месте и плакать мне хочется так сильно, что я бегу прочь и повторяю:

− Это неправда.

− Оля, − окликнули меня внезапно и я остолбенела.

Вытираю быстро слезы с лица и надеюсь, что это не меня.

− Не может быть, вот это встреча! – восклицает голос, и я понимаю, что он мне знаком. – Неужели это и есть твой родной городок?

Я оборачиваюсь и вижу Катю, мою одногруппницу, настоящую художницу-авангардиста. Выглядела она так же своеобразно, как и ее картины. Волосы у Кати были ярко-синего цвета, а в носу болталась серьга. При этом она была в коротких шортах, открывавших татуировку с черными розами и шипами, словно оплетавшими ее бедро. На белой Катиной майке был розовый счастливый Патрик (лучший друг желтой Губки) с маракасами да и еще в сомбреро. Она нарисовала его сама, в этом я даже не сомневалась, потому улыбнулась.

− Каааатя, − протягиваю я, бросаясь к ней на шею.

Что бы она тут ни делала, мне ее послал сам бог, иначе и не скажешь. Именно подруга мне сейчас была нужна, а тут подруг у меня не было, только в городе, где я училась, можно было с кем-то дружить без родительского контроля. Катю бы они никогда не одобрили, а она была светлейшим креативнейшим человеком.

− Ты чего? – спрашивает она, обнимая меня. – У меня тут бабка живет, представляешь? Вот че ты сразу не сказала что отсюда, сразу бы встретились, как я приехала. Оль, ты чего?

Я уже снова плакала, только в ее плечо.

− Ясно, идем!

Она взяла меня за руку и повела за собой. Катя умела решать все, вот и сегодня она притащила меня в кафе, поставила передо мной чашку зеленого чая и велела все рассказывать. Я и рассказала. Про все и сразу, про то что родилась тут, что с Денисом в одном подъезде всю жизнь жила, что переехали они сюда, когда ему было семь, что в школе я в него влюбилась, что не замечал он меня и что я решила с ним поговорить, как раньше он меня игнорировал, а теперь… нет, я не смогла рассказать, что случилось под мостом и про вторники тоже, просто сказала, что заметил и что на мотоцикле катал и про кувшинку. Я ее в альбоме с рисунками спрятала между страниц. Она высохнет и на память мне останется. Про Лиду тоже рассказала, рыдала в голос, но рассказывала.