Я сказал, что панамские военные были благодарными власти охранителями её собственности. Благодарными, хотя и не задаром. Но военным доставались, как косточки со стола, только доли от коррупционной части сделок. Главные же доходы, продукты легальной институциональной деятельности хозяев, т. е. грабежа, охраняемого государством при сохранении морали собственников, оставались полностью у них, «хозяев».
Коррупционные доходы военных содержат в себе по своей природе нелегальный «тормозящий» их элемент. Доходы же хозяев имеют оттенок (el acicate) триумфа и заслуживают аплодисментов системы, состоящей с ними в сговоре. Эти коррупционные доходы, которые система стимулирует, выплачивая им мизерные зарплаты, служит ещё и для направления внимания общества исключительно на них. И тут так называемые «моралисты системы» начинают критиковать эту коррупцию, играя роль английских пуделей, собак, которые лают, но не кусают.
Такое удобное и дешёвое решение в Панаме задачи распределения богатств, производимых народом, работало очень легко. С колониальных времён Панама была страной привилегий для торговцев. Это было хорошо на этапе преодоления наследий рабства и феодализма. Но потом такая специфика превратилась в свою противоположность.
Географическая и историческая особенности страны, о которых я говорил, сделали её страной услуг, из-за чего и менталитет её граждан для каждого в разной мере оказался поражённым духом сервилизма, психологией слуги, ждущего указаний по типу «чего изволите», а в армии – менталитетом пса, охраняющего территорию под плакатиком «осторожно, злая собака, вход запрещён, частная собственность». Злые псы, лающие на народ, и беззубые пудели, лающие на псов, – таков образ моей страны.
Генерал Торрихос во время участия в саммите Неприсоединившихся стран в Гаване в 1979 г.
Против этого собачьего беззубого служения интересам хозяев страны и прежде всего хозяев Канала и банановой «Чирики лэнд компани», и поставил генерал Торрихос идею достоинства, в его моральном и политическом измерении. Эта идея, повторяемая им неоднократно, почти слишком часто, как идея национального достоинства, сквозила во всех его речах и беседах, показывая, как глубоко он понимал её исторические и географические корни. А также то, что необходимо её использовать. Как в отношении местной олигархии, так и в отношении американского империализма. Которых он называл двумя сторонами одной монеты. Он так и говорил: «Излишне различать олигархат и империализм, потому что это одно и то же».
Генерал знал и всегда имел это в виду, что наша зависимость от этих двух видов «хозяев» является глубокой и врождённой, и потому наше освобождение от неё будет болезненным. Для генерала было неприемлемо, что священный характер права собственности – продукт божьего промысла. Неслучайно хозяева всегда имеют хорошие отношения с реакционным клером. Как неслучайно и то, что генерал в своей политической деятельности обращался и к религиозным чувствам народа. «Суверенитет Зоны Канала – вот религия всех панамцев», – говорил он.
Торрихос пробуждал среди людей с психологией слуг личную и почти интимную ненависть к этому пороку, делая это с такой страстью, которую можно по масштабу сравнить с тем, с какой любовью он относился к тем, кто сохранял достоинство, кто был единым сплавом своей души и своего мировоззрения. Торрихос восстал против святости собственности и собственников, и для одних это было богопротивно, для других означало объявление им войны за национальное и личное достоинство. И это тоже две стороны той же самой панамской монеты. Достоинство для генерала Торрихоса – это много больше, чем элемент морали. Это и оружие освобождения. И политический критерий. Верно, что Родине не ставят условий, но, с другой стороны, «никакое даже справедливое требование или причина не заставят нас принести в жертву наше достоинство».