Наступил вечер. Как я узнала позже, усталые, голодные бабушка с тетушками вернулись с поля. Меня нет. Нет и еды с кувшином бузы. Дядя Пир-Будаг стал оправдываться, уверяя, что у него сильно болел живот и что он от этого чуть не умер, а потому заставил меня нести еду в поле.

Стемнело, обыскали дом, двор, обошли родственников – меня нет. Опросили соседских детей. Они в один голос утверждали, что видели, как я поднялась в гору и пошла в сторону полей с узелком и кувшином.

Организовали поиски. Сельчане собрались на площади, разделились на четыре группы. Одни пошли по большой дороге к райцентру, другие – вниз по реке, третьи – с пистолетами в руках – в сторону нашего поля по тропе, четвертые – к целинному полю коммуны. Некоторые искали меня баграми на дне пруда. А в доме метался по комнате охваченный беспокойством дедушка, не зная, что делать, не находя себе места.

Проснулась я от звука выстрела. Сначала спросонья ничего не могла понять. Потом ощутила что-то твердое под собой и увидела звездное небо. В это время где-то близко раздался второй выстрел.

Я окончательно пришла в себя и, вспомнив, где нахожусь, испугалась, стала плакать, потом поднялась, огляделась вокруг и увидела трех мужчин, стоявших в десяти шагах от меня.

– Вот она! – крикнул один из них и подбежал ко мне, схватил за руку. – Ты что здесь делала?

Я молчала в испуге.

– Разве не видишь, спала, – сказал другой, поднял с земли кувшин и узелок с едой.

Они повели меня куда-то. Когда вдали показались огни, я узнала свой аул и успокоилась. Наверное, было где-то около полуночи. К нам навстречу из села вышли мужчины и женщины.

– Слава Аллаху! – воскликнула одна женщина, посмотрев на меня.

Ночь была лунная, было хорошо видно. Пока меня вели домой, глашатай объявил, что я нашлась.

В эту ночь дедушке было плохо. Бабушка отпаивала его настоем чабреца, тмина и мяты. К утру он уснул. А мне не хотелось спать. Видимо, выспалась за весь день и половину ночи.

Осенью, когда привезли с поля последние снопы, бабушка сказала Пир-Будагу:

– Сын мой, завтра погони скот на сжатое поле. Может, там остались колоски, скотина подберет, да и сорняки после жатвы пощиплет.

Многие делали так.

У дяди Пир-Будага был странный характер: когда его кто-нибудь о чем-нибудь просил, он никогда не говорил ни да, ни нет. Видимо, долго думал и с трудом решал. Между прочим, это свойственно скупым людям, как я убедилась в жизни. И на сей раз дядя Пир-Будаг ничего не ответил бабушке.

Утром, когда его разбудила бабушка, уходившая на гороховое поле, и повторила свое распоряжение, он встал и начал будить меня.

Я не спала, но притворилась спящей. Когда он дернул меня как следует за ногу, я открыла глаза и скривилась от боли.

– Вставай! Чего лежишь до сих пор? – крикнул он.

– А что мне делать? Рано еще.

– Как что делать? Все женщины давно пошли на работу.

– Я не женщина…

– А кто ты, ханская дочь, что ли? А ну, быстро поднимайся и гони животных на сжатое поле!

– Бабушка сказала сделать это тебе.

– А ты еще и разговариваешь? Я тебе сейчас надаю!

Я хотела пожаловаться дедушке, но он припугнул меня, сказал, что запрет в погребе, если пойду ябедничать. Я встала, оделась, взяла хворостинку, а он открыл хлев и выгнал животных.

– Гони быстрее, одна нога там, другая здесь! – крикнул он вдогонку.

Я погнала. Коровы сначала норовили бежать в сторону пастбища. С трудом выгнала я их за село, на гору, а потом они пошли по тропе сами.

Поле было далеко, где-то через часа два я вернулась домой голодная, усталая. Когда солнце стало садиться, Пир-Будаг пришел с улицы и снова приказал: