Савиновцем К. Ш. Исхаков стал в четырехлетнем возрасте. В 1953 году папе дали в Савиновке землю, и он построил там свой первый домик. Именно «домик», поскольку то, что мог себе позволить в то время Шамиль Исхаков, домом назвать было нельзя, одна радость, что отдельно, и как бы на своей земле (много позже отец напрягся и все же построил для семьи дом побольше; хотя тоже village style113, конечно). Это было приземистое в одну комнату щитовое сооружение с насыпанным между стен гравием – «насыпушка».

Главным сооружением в «насыпушке» была печь. Кроме нее в комнате помещалась кровать родителей: над нею папа сделал полати, на досках вповалку спали дети. Около кровати стояла… коза (?!).

– Папа работал, Рашид учился в школе, – рассказывал Камиль, – поэтому на правах старшего мужчины я должен был выполнять всю тяжелую работу в доме.

– А причем тут коза? – мальчик из учительской семьи, я не понимал простых вещей, это Камилю не надо было их объяснять, реальную жизнь он знал лучше.

– Чтобы подоить козу, кто-то должен был держать ее за рога. Вот я и держал из последних сил, пока мама доила. Коза была нашей кормилицей. А с нами жила, потому что больше негде было.

– В пять лет держать козу за рога – реально круто!

Второй достопримечательностью были крысы. Они безнаказанно владели всей территорией дома по ночам, и, хотя дети спали довольно высоко – не достанешь, им все равно было страшно. Бывало, что крысы выходили и днем.

– Мы с Рашидой были одни, она мирно спала в люльке, – вспоминал Камиль. – Вдруг появились крысы, и направились к Рашиде. Такая черная живая масса. Я очень испугался, и, наверное, от этого схватил кухонный нож, загородил собой люльку и дико завопил: «Не подходи!»

После папа придумал, как ловить крыс. Это была конструкция из фанерки, веревки и чего-то еще. Камиль объяснял мне «чего-там-было-еще», и как оно работало, но я толком не понял. А на него это произвело сильное впечатление: с детства у Камиля осталась тяга к конструктивным решениям, особенно замысловатым.

Инфраструктуру семья создавала собственными силами, никаких программ «Ветхое жилье» тогда не было. Например, чтобы жить в своем доме, нужна была вода. Сначала ее носили, – зимой возили на санках, – из общей колонки. Но колонка находилась в двух километрах, и решение могло быть только одно – копать свой колодец. Камиль помнит, что это было такое. Ему давали в руки заточенную алюминиевую ложку, и как маленького (по физическим размерам), но самого крепкого, спускали в узкую глубокую яму. Он скреб землю, потом твердую белую глину, и складывал в бадью, которую за веревку поднимали наверх. Небо виднелось дыркой, холодные стены касались плеч, еще детских, а под ногами хлюпала жижа.

В одном из своих произведений Сергей Михалков вывел такую формулу воспитания: «Щенок, воспитанный пинком, не будет преданным щенком». Папа Камиля не был знаком с этой продвинутой педагогикой, и воспитывал детей так, как воспитывали его самого, и многих других, – строго. Правда, к строгости он прибегал нечасто.

– Кто это сделал? – спросил он однажды и показал детям, сидящим за столом, зеленую пасту ГОИ.

Такая паста была у всех мужчин СССР для правки и заточки бритвенных приборов – в основном, пользовались опасными бритвами, заклеивая случайные порезы мелкими обрывками газет. От пасты ГОИ было что-то откусано, хорошо виднелись отпечатки маленьких зубов. Дети молчали, потому что им просто нечего было сказать. А Камиль молчал, потому что «лучше молчать». Пару дней назад они с одноклассником Стасиком почистили отцовской пастой пряжки у своих школьных ремней. Пряжки и кокарды были самыми престижными атрибутами школьной формы мальчиков; тогда мы все носили мышиного цвета фланелевые брюки и полувоенные гимнастерки навыпуск, а на голове – фуражки. Как законный владелец пасты, Камиль откусил кусок. Теперь следы от его зубов были хорошо видны всем. Отец пошел по кругу, примеряя «следы» к зубам каждого. У Камиля «подошло», и он вмиг оказался на полу у двери – оплеуха была конкретной.