Ко времени ремовского путча в 1934 году, незадолго до моего разрыва с ним, он превратился в убийцу, рвущегося к власти демонического монстра, которого узнал весь мир, о чем потом очень пожалел. Несомненно, черты характера, которые направили его развитие в эту сторону, были у него всегда. Темперамент человека не меняется. Но получившийся человек стал результатом комбинации обстоятельств, окружения, огромного числа никчемных и невежественных советчиков и, что самое важное, глубочайшей личной неудовлетворенности. История, которую я собираюсь рассказать, стала результатом близкого сотрудничества и наблюдения за человеком, который был импотентом (в медицинском смысле этого слова). Огромная нервная энергия, которая не находила нормального выхода, находила выход сначала в подчинении окружающих, затем страны, затем Европы и повела бы к завоеванию всего мира, если бы его не остановили. В безжизненной пустыне своей личной жизни он лишь однажды почти нашел женщину (такого мужчины он не нашел никогда), которая смогла принести ему облегчение.

Мне потребовались годы, чтобы увидеть всю глубину его личных проблем. Нормальный человек очень медленно привыкает к отсутствию нормы и даже тогда пытается убедить себя, что возврат к нормальному состоянию еще возможен. Гитлер же был совершенно не в себе. Его политические взгляды были извращенными и легкомысленными. Опять же, нормальный человек предполагает, что общепринятые взгляды формируются в результате анализа аргументов, примеров и доказательств. Это были мои заблуждения. Я оставался рядом с Гитлером, потому что был убежден, что его природный гений должен вознести его на вершину. По крайней мере в этом я оказался прав. Но когда он оказался там, его пороки разрослись, а не уменьшились. Именно вкус власти в конечном счете испортил его. То, что случилось после, стало лишь естественным следствием того, что произошло ранее. Об этом и будет мой рассказ.

Одна весьма косвенная связь с нацистской верхушкой уходит еще в дни моего ученичества. Моим классным руководителем в Королевской Баварской гимназии Вильгельма до начала века был не кто иной, как отец Генриха Гиммлера.

Его дед был жандармом в деревне у озера Констанца, но отец поднялся по социальной лестнице и одно время служил наставником принца Баварского Генриха. В результате он стал ужасным снобом, в любимчиках у него ходили молодые титулованные особы его класса, а к ребятам без соответствующего происхождения он относился с презрением, хотя многие из нас вышли из обеспеченных и уважаемых семей. Его сын был гораздо младше меня, и я помню его бледным, лунолицым, очень надоедливым ребенком, которого иногда видел, привозя работы на дом его отцу на Штернштрассе.

Потом он пошел в ту же школу, и помню, я слышал от старших мальчиков, что у него была крайне плохая репутация, потому что он был ябедой, постоянно доносившим своему отцу на товарищей. Однако в то время я уже учился в Гарварде и был далеко.

На самом деле я наполовину американец. Моя мать – урожденная Седжвик-Гейне. Моя бабушка по материнской линии происходила из известной в Новой Англии семьи и приходилась сестрой генералу Джону Седжвику, погибшему в битве при Спотсильвании во время Гражданской войны, чья статуя установлена в Вест-Пойнте. Мой дед, Уильям Гейне, тоже был генералом в Гражданскую войну. Он служил у генерала Дикса в Потомакской армии. После либеральной революции 1848 года он уехал из родного Дрездена и, будучи по образованию архитектором, одно время помогал декорировать парижскую Оперу, после чего эмигрировал в Штаты. Там он стал известным иллюстратором и помогал адмиралу Перри в качестве официального художника во время его экспедиции в Японию. Он был одним из генералов, которые несли гроб Авраама Линкольна во время похоронной процессии.