Приближу к губам умолкающим палец —
И слышу, как бодрствует в мире ветла,
В молчанье зеркальной горой рассыпаясь
И Бога святя в сердцевине ствола.

1974

Детское
– Полосатый, застывший в полете,
Золотой и усатый страж,
Разрешите спросить: что несете?
Где медовый владыка ваш?
Что за нитки в накидке бальной
У одной из жужжащих дам?
– Это тайна. А вы, случайно,
Не из вражеских ульев к нам?

1974

…Когда судьбу его листали —
Как лист, он в осень был внесен.
Его одели в горностаи,
И в багряницу, и в виссон.
Там выступать ему велели
Надменным шагом короля,
Там успокаивали ели,
Ветвями плавно шевеля.
Там желтой завистью болели
Среди пылающей хвалы,
Там титульные листья тлели
И родословные стволы.
Но цел еще средь кружев рваных
Закатной гордости рубин…
И он здесь – первый среди равных
И зритель гибельных глубин.

1974

* * *
Иссохшие в упряжи солнечной,
С дороги уставшие росной —
Зрачки, распряженные полночью,
Притягивал ствол венценосный.
И, каждым натянутым волосом
Участвуя в пении чисел,
Луну поднимала над возгласом
Древесная царственность выси.
То милует ночь, то горчит она
И тянет пыльцою болотной.
Ты слышал, как иглы сосчитаны
И судьбы подогнаны плотно.

1974

* * *
Там бегут заката нити —
Красный облачный клубок,
Там в незнанье и наитье
Чуток сон и неглубок.
Там в прихожей мирозданья
Рано память не спала —
Пережито все заранее
И оплакано сполна.
Там про будущее шепчут
И багульник на лугу —
Я вослед звезде сошедшей
По поляне побегу.

1974

Без ветра я не вижу.
Это он Несет навстречу полдень и размеры —
Всех ароматов тайный эталон,
Рождающий в невидимое веру.
Едва к незримой скважине прильну,
Я слышу: он, подобно пьющей лани,
Подталкивает мелкую волну
Из глубины в каналы обонянья.
Фигуры возникают к сентябрю
Избытых судеб – поредевшей бронзы,
И я на них сквозь изгородь смотрю,
Особенно – когда темно и поздно.

1974

* * *
В нотных и высоких классах птичьих
По опавшим и плывущим дням
Удивленных учат безразличью
Облака, к безумию клоня.
Ветер – неуемный сборщик дани —
Обегает сеть начальных школ.
У калитки ждет похолоданье
И уводит в прошлое пешком.
Все, что летом вслушаться мешает
И по зренью бьет, как футболист, —
Отлетает, как настольный шарик,
Этикетка и осенний лист.

Хранитель

<Из цикла>

<1>
Острые иглы составили нежную хвою,
Полдни опали, и памяти мягко пройти.
В этой дороге за все воздается с лихвою,
Выбери цель, а иначе недвижен твой тир.
Выбери образ, чтоб ожил и двигался долго,
Лишь не разбей скорлупу ледяную стрельбой, —
Пусть он глядит, словно волк из глубокого лога,
Пусть, словно коршун, висит высоко над тобой.
Много за лето настрижено в гнездах стрижиных
Птичьего пуха. Теперь снизойдет на меня
Шестиконечное благословенье снежинок,
Благословение дивного Божьего дня.

1974


<2> Одиссей

Мне мысли жег, томил мне жилы страх —
С бесформенной стихией породниться,
Но я повис над морем на руках —
И пробужденье было, как зарница.
Ты яви светлой в чашу мне долей,
А вы цветами ложе уберите:
Покуда день взошел – я одолел
Седьмую часть блужданий в лабиринте.

1974

<3> Сон
Еще я сам не испытал,
Лишь слышал, как другие…
Но нарастала высота,
Гремела литургия,
И дух, безбрежно воспарив,
Летя сильней и дальше,
Верша безудержный порыв, —
Насторожился вдруг, открыв
В звучаньи ноту фальши,
Но поздно, сумрак, и – обрыв.

1974

Напоите ее мускатным вином,
Умастите ее мускатом:
И сокройте ее под песчаным дном,
В той реке за холмом покатым.
Слишком бурно бил сок из стволов молодых,
На коре было много знаков,
И невиданно зрели в тот год плоды,
Напоив ее – и оплакав.

1974

* * *
И выходит юноша из моря —
Он едва дорогу отыскал,
И в зрачки – в чернеющие норы —
Возвратилась смертная тоска.
Утвердись на суше, всадник пеший,