Мы встретились у музея в половине одиннадцатого следующего дня.

– К общению с прекрасным нужно готовиться, – сказал он и повёл меня через дорогу в кафе. Заказал по пятьдесят грамм коньяка и кофе.

– Вы знакомы с Тернером? – спросил он, опрокинув содержимое рюмки.

– Поверхностно, – сказал я.

– Тернер…

Иван ушёл в себя, словно увидел там человека, чьё имя только что произнёс.

– Непостижимый Тернер…

Он отпил кофе.

– Вообще-то я должен был стать шахтёром, – сказал Иван. – Как мой дед, отец, старший брат. Я привык к запаху антрацита. Но когда мне было тринадцать, в журнале увидел репродукцию картины Тернера «Рыбаки в море». Я никогда не видел моря. Я был потрясен! Лодку накрывали волны… Светила луна… От её света блестели облака и море… Тревога и очарование. Простор и стихия. Я понял, что не стану шахтёром.

– Но и моряком вы не стали, – заметил я.

– Почему не стал? – возразил Иван. – Я закончил мореходку в Измаиле. У меня специальность моторист и водолаз.

– А потом?

– Потом на буксире таскал баржи по Чёрному морю.

– Почему же вы оставили море?

– Оно оказалось не таким, как я увидел его на картинах Тернера.

– Не таким романтичным?

– Дело в людях. Они испоганили море. На флоте процветала контрабанда. Из-за границы таскали кримплен, мохер, часы… Противно это. Да и сам образ жизни моряка вгонит в тоску любого. Стали в порту, первым делом куда? В кабак. Оттуда – к проституткам. Новый порт – снова кабак, снова проститутки. Однажды в Новороссийске, притащившись из портового кабака, упал на койку и задумался: на что трачу жизнь? Вернулся домой, пошёл в военкомат. Служил мотористом на дизельной подводной лодке. Но потом снова встал вопрос: что дальше? Возвращаться на буксир не хотелось. И я подал документы на юридический факультет МГУ.

Мысленно я сбросил Ивану лет двадцать пять. Передо мной предстал томный юноша с профилем Блока. В глазах, словно промытых родниковой водой, колышется будущее – как василёк среди ржи. Во все времена непостижимая морская стихия смывает с берега молодых людей, бредящих приключениями. Ветер, штормы, миражи на горизонте, калейдоскоп городов и людей, особый просоленный сленг – против этого ничто не может устоять. Оно манит, как песня сирен. Но в этом замечательном окрылённом порыве, влекущем к открытиям, подвигам и славе, таится большая опасность. Реальная жизнь всегда отличается от юношеских представлений о ней. И если не найти в себе сил примирить эти две противоположности, можно озлобиться на весь белый свет. По своему опыту я знал: именно такие разочарованные романтики пополняют криминальный мир. Иван прошёл по опасной грани.

Я допил коньяк, Иван расплатился, и мы направились на встречу с работами человека, который так сильно повлиял на судьбу моего спутника.

Иван превосходно знал и биографию художника, и историю написания многих картин. Мимо некоторых он проходил, не задерживаясь, у некоторых подолгу стоял. Иногда приближался к полотну, рассматривал мазки. Так, он надолго задержался у картины «Снежная буря». Он то подходил к полотну, то отдалялся, то снова едва ли не утыкался носом в высохшие краски.

– Не могу понять, как он это сделал! – сказал Иван. – Вы видите: корабль гибнет!

– Он знал, о чём писал, – заметил я.

– В бурю Тернер попросил матросов привязать его к мачте, чтобы наблюдать весь этот ужас.

– Тогда понятно, почему он сумел это сделать.

– Я видел то же самое.

– Всё так похоже?

– Один в один! Ты теряешь опору, не знаешь – где верх, где низ. Все вокруг тебя кипит и рушится. Ты испытываешь животный страх. Но в то же время тобой овладевает восторг – оттого, что ты участник этой безумной стихии! Говорят, на самом деле Тернер не переживал бурю на корабле. Но я не верю. Иначе бы он не смог всё это написать.