– Спасибо, очень вкусно.

Ивата улыбнулся так, что по всему лицу разбежались морщинки, смущенно провел пятерней по курчавым от природы волосам и вернулся на свое место прямо напротив Каэдэ. Пышные волосы выглядели прекрасно, словно он специально делал завивку в салоне красоты.

Каэдэ смутно сознавала, что Ивата, кажется, слегка неравнодушен к ней. И что он, безусловно, хороший человек. Однако его порядочность, безобидность и живость, внушая симпатию, почему-то казались ей слишком ярко выраженными, затмевающими. Саму себя она причисляла к вдумчивым и самоуглубленным натурам, и, возможно, эта яркость Иваты, располагающая к нему всех вокруг, вызывала в ней чувство собственной неполноценности.

Ей вспомнилось, сколько раз еще с давних времен она выслушивала упреки и придирки от подруг: «Каэдэ, ты же такая хорошенькая, вот и говори попроще, без трудных слов. Так будет легче ладить со всеми, разве нет?»

Вдобавок некоторые относились к ней откровенно неприязненно, и это еще слабо сказано.

«Книги лучше читать со смартфона, что же тут непонятного? В наше время тот, кто не отказался раз и навсегда от томиков в мягких обложках, выглядит, если уж начистоту, будто уловками привлекает к себе внимание».

Сверстники поддразнивали ее, хоть и не напрямую, за равнодушие к моде на яркие цвета.

«И что это Каэдэ вечно ходит в одном только темном? Кое-кто считает, что одежду надо подбирать под цвет волос. Нет, по-моему, у Каэдэ это проявление свободы».

Отплатить за все эти нападки Каэдэ ничем не могла. И даже считала себя в двадцать с небольшим лет уже слишком старой для женщины. В итоге у нее развился комплекс, который стал помехой в личной жизни. Или же вред причинило множество прочитанных книг, от которых у нее развилась зависимость? Нет, если уж добираться до самой сути, то…

Возможно, именно из-за «того случая» она, повзрослев, с трудом строила с другими людьми даже обычные отношения, не говоря уже о любовных. Видимо, по наследству от деда ей передалась способность уверенно общаться только с детьми.

– Вы слушаете, Каэдэ-сэнсэй?

– Ой, простите.

Кажется, Ивата со своего места за столом напротив о чем-то заговорил с ней.

– Вот я и подумал… ну, так как?

– Что как? О чем вы вообще?

Ивата обиделся.

– Как всегда, вынуждаете меня снова рассказывать такую жуть?

– Какую жуть?

– Так я и знал. Помните идзакаю, куда мы ходили примерно год назад? «Харуно» в северной части Химонъя?

– Помню, конечно.

Само собой, она помнила. В то время дед постоянно бывал в этом заведении с японской кухней, и поскольку Каэдэ стеснялась пить только вдвоем с Иватой, она выбрала «Харуно». Она помнила, как, забыв про Ивату, который в тот раз выпил столько, что свалился лицом в стол, сидела у стойки с пришедшим ранее дедом и неторопливо потягивала вторую порцию.

– Вот в этом «Харуно», – с серьезным видом продолжал Ивата, – вчера ночью, видимо, произошло убийство.

В идзакае с японской кухней, где постоянным посетителем был дед, кого-то убили? Более того, если верить Ивате, его младший товарищ по временам учебы в старшей школе сообщил, что как раз находился там.

– Мы сейчас с ним созванивались, договаривались сходить выпить. Может, и вы с нами, если не возражаете?

– Что?.. А я никого не напугаю, если нагряну вот так?

– Не беспокойтесь. Слушайте, я же в старших классах в бейсбол играл.

– Впервые слышу.

– Забыли просто. Ну так вот, а в бейсбольной команде слово старшего товарища – закон, и неважно, сколько лет прошло после выпуска. В общем, если я неожиданно приведу вас с собой, никаких проблем не возникнет. Вот только…

– Только что?