21 августа 1943 года Совет Народных Комиссаров и Центральный Комитет партии постановил создать Суворовские и Нахимовские военные училища. Суворовских училищ было создано девять. В каждом училище находилось 500 воспитанников. В постановлении говорилось: «Для устройства, обучения и воспитания детей воинов Красной Армии, партизан Отечественной войны, а также детей советских и партийных работников, рабочих и колхозников, погибших от рук немецких оккупантов». Перед училищами ставилась задача подготовить мальчиков к военной службе в офицерском звании. Это постановление спасло многих беспризорных детей, отцы которых погибли на фронте (Журнал «Огонек» № 36, сентябрь 1983 г.).

Летом 1945 года с фронта вернулась мама и забрала меня в Москву. Из Урюпинска до пересадочной станции Алексиково ехали на знаменитом в тех местах паровозе. За тихий ход и остановки в степи его прозвали «колдуном». Остановится и стоит – колдует ехать или стоять. Потом как дернется без всякого предупреждения. Приходилось все 2–3 часа (30-тикилометровый отрезок пути) держать свои вещи и всю дорогу быть начеку. В Москве стали жить у сестры бабушки – Лукьяновской Агафьи Алексеевны на улице Большая Полянка. Мама поступила на работу в штаб ВВС МВО инкассатором. Я продолжил учебу в средней школе № 557. После третьего класса мама приняла решение отдать меня в Суворовское Военное Училище.

Ближайшее Суворовское училище находилось в городе Калинин (сейчас Тверь). В училище, когда оформление закончили, офицер-воспитатель повел меня к моим новым товарищам. Покидая комнату, где сидела мама, я увидел, как она заплакала. Больше в этот день я ее не видел. В 10 лет началась новая жизнь – военная.

Набор 1947 года оказался небольшим, всего человек 40. Среди нас оказались дети из Югославии. Однако они вскоре уехали на свою Родину. Суворовец имел летнюю и зимнюю форму одежды, трехразовое питание, по пятницам баня и замена постельного белья. Полная школьная программа, изучение иностранного языка, обучение бальным танцам. Работали всевозможные кружки, спортивные секции, поощрялась художественная самодеятельность. Училище имело свою конюшню, тир и стадион. Полагался бесплатный железнодорожный билет во время отпуска на каникулы. В отличие от других училищ Калининское и Тульское участвовали в парадах на Красной площади в Москве.

К зимним каникулам начинали готовиться заранее. «Чемоданное настроение» захватывало нас недели за две до отъезда. В Москве мама приобщал меня в основном к Большому театру. За годы учебы в училище я ознакомился практически со всем репертуаром театра. Балет мне нравился больше чем опера.

Офицером-воспитателем нашего отделения длительное время был капитан А. Абоносимов. Не имея семьи, он подолгу оставался в училище, иногда даже после отбоя. Наши, часто рискованные, проделки доставляли ему массу хлопот и переживаний.

Например, когда весной вскрывалась Волга, мы были на берегу и прыгали по льдинам. Летом напротив стадиона останавливался караван связанных бревен, готовых к лесосплаву. Как не побегать по этим бревнам. Да мало ли где мы могли свернуть себе шею. А отвечать обязан офицер-воспитатель. Боролся Абоносимов и с самоволками.

Однажды в городе он заметил Ивана Климковича в гражданской одежде – самоволка! Тот развернулся и дал деру, но и капитан Абоносимов прибавил шагу. Климкович вскочил в проходящий мимо трамвай и на его подножке скрылся. В училище он быстро переоделся и сел в классе. Прямо с порога дверей преследователь заявил: «Климкович, Вы были в самоволке, я видел Вас!» – «Никак нет, товарищ капитан, – бодро ответил Климкович, – Вы ошиблись». После длительного препирательства, уже смущенный воспитатель нагнулся к наглецу и товарищеским тоном почти шепотом тихо спросил: «Ваня, это же был ты?» Размякший после такого обращения Климкович тихо ответил: «Так точно, товарищ капитан». Абоносимов тут же резко выпрямился и командирским голосом громко скомандовал: «Трое суток ареста! За самовольный уход из расположения части».