Но что-то все-таки не так. Светло! Хотя не зажжено ни одной свечи и за стенами далеко не день. Тени на полу… Василий задирает голову наверх. Вот оно! Небо освещено луной и мириадами звезд. Таким залюбуешься, открыв свой рот, даже не являясь и намеком на эстета. Захочешь рифму подыскать поэтом.

Над неровно сломанными стенами – небо. Прозрачное, как стеклянное волокно. Переливается лучами звезд…

Василий, еще будучи начинающим журналистом, однажды вел репортаж из астрономического центра. Знакомя читателей с достижениями ученых в изучении звезд, планет и неба. Описывал их внезапный «неземной» прорыв – открытие планеты-двойника в нашей «маленькой» Солнечной системе.

Как сейчас он помнит ответ одного из астрономов на его – Василия – вопрос: что он видит там, в небе?

– А ты взгляни – и сам все поймешь!

Василий с дрожью припал к телескопу, к их гордости – к разработке последних технологий. Он прилип надолго к небу, казалось, он прочел в небе и что-то для себя. Послание незамысловатое, простое, но в тот же момент не имеющее к нему никакого отношения…

Посмотрев на астронома, он смог только невразумительно начать, тот оборвал его:

– Молчи, ты все равно не сможешь описать… – Ученый в руках протирал какой-то оптический прибор. – Но одно – главное – ты должен из увиденного уяснить. И на предыдущий свой вопрос ответить тем же – уясненным.

Василий поморщился вязкой неясности услышанного, но тем не менее заговорил:

– Небо… каждому свое… – Он подбирал куда-то девшиеся из небогатого и без того собственного лексикона слова. – В нем информация заложена индивидуально. Но то, что я прочел, мне кажется… это уж точно не моё?..

– Сегодня и сейчас – конечно. – Астроном взглянул на увеличительные линзы обрабатываемого им прибора. – Ты вспомнишь сам об этом позже… Когда-нибудь.

И вот теперь Василий, глядя на звездное небо, обрабатывал ту информацию, прочитанную меж звезд тогда, годами раньше. Ему показалось, что он вторично прочел ее на небе в стенах храма без куполов, и свода, и даже банальной крыши.

Внезапно звезды одна за другой сделались цифрами. Превращая небо в «цифровую матрицу». Как в одноименном фильме прошлого. Отдельные из них начали обратный отсчет и, дойдя до нуля, полетели вниз, к Василию. Первый ноль павшей звездой зажег свечу в метре от него. Другой – под большим распятием в темном углу, освещая святую фигуру казненного на кресте. За спиной вспыхнула очередная свеча. Еще и еще… Вскоре вся обстановка храма осветилась пылающими свечами.

Только теперь Василий вспомнил, насколько опасно это окружившее теперь его пламя. Свечи, пылая, склонялись под натиском огня. Пахло воском и, кажется, серой… Треск стоял как от летнего большого костра, разведенного ночью в массовое празднование на природе.

Он в дыму поискал выход, найдя его, только на секунду задрал голову вверх. Цифры, стремительно отсчитав до нуля, неслись звездами к земле. Казалось, именно к нему, к Василию. В зал наполовину существующего храма.

Он побежал, укрываясь руками от огня. Доли секунд хватило заметить на иконах с ликами святых начертанные строки и вписанные имена. Ни буквами, ни латынью, а именно цифрами, кажущимися не разрешенными уравнениями, цифровыми кодами, безличными номерами. Он бежал к спасительной двери, и жар с силой вытолкнул его наружу.

Прочь из храма! Так вылетает из пожарища сотлевшая бумага. Еще долго и плавно скользя в сторону от огня, подталкиваемая жаром и подгоняемая потоками уличного ветра.

Спугнув взлетевшего филина, он пал на его место – на покосившийся крест – и намокшей бумагой повис на его облупившемся металле. Раздался тот же шепот из леса. Снова где-то далеко крикнул филин. Звякнул скорбно колокол. Василий обернулся и увидел храм. Целый (!), с куполом и крестом на нём, проткнувшим звездное небо. Он, отвернувшись, поник, ощущая от самого себя исходящий запах гари.