Я действительно хочу эту работу?

Я — очень хочу. Очень-очень-очень, можно продолжать до вечера, и то не опишешь, как я хочу эту вакансию. Фортуна, решившая подбросить мне в кои-то веки что-то толковое — леди непостоянная, вряд ли подобное предложение мне еще поступит в ближайшие пять лет.

Вот реально, это тот случай, когда ты согласен почти на все — на переработки, на сверхурочные, на посредственных коллег, хотя нет, я не верю, что тут держат подобных. По ощущениям от «допроса», который мне устраивает сейчас Николай Андреевич — сюда вообще берут только японцев, выучивших русский. Хотя владение языком у моего будущего непосредственного — превосходнейшее. Я даже немного завидую. 

Про работу мне рассказывать не очень хочется — небольшой опыт, не та должность, о которой следует рассказывать в крупной компании. Но… Но это хотя бы какой-то опыт. До этого несчастного, закрытого сейчас на ремонт музея у меня был опыт только переводов текстов на биржах фриланса.

Когда я совершаю чистосердечное признание, что лингвистического образования у меня как бы нет — у Николая брови взлетают чуть не до уровня роста волос.

— Где же вы учили язык? — удивленно спрашивает он, и интонации у него чуть менее бесстрастные, чем были до этого.

— Самостоятельно, — я чуть пожимаю плечами. Николай же смотрит на меня недоверчиво. Ну да, самоучка… Обкуренная, долбанутая самоучка, которая нарочно выбрала себе один из сложнейших языков для изучения, просто потому что легкие задачи были совсем не про неё.

— У вас отличное произношение для человека, который обучался сам.

— Мне немного повезло в этом вопросе, — я позволяю себе легкую улыбку, — мне достался японец в наставники.

Точнее — новоиспеченный муж моей подруги, её же тренер, приехавший к ней из Японии — пять лет назад не выдержал того насилия над его барабанными перепонками, которое я тогда совершала своим адским акцентом.

Выправлял. Мучился. Педагог, как и тренер, из Акура Йошито, вышел чрезвычайно жесткий, но безумно крутой.

— Вы мне сейчас не сказку рассказываете? — Николай смотрит на меня с любопытством. — При самостоятельном изучении добиться первой категории по Нихонго норёку сикэн*…

— Второй, — поправляю я, максимально осторожно перебивая будущего начальника, — экзамен на первую я собиралась сдавать в этом году, но категория мной еще все-таки не получена.

— Не уверены в знании иероглифики? — уточняет Николай. — Потому что понимание при аудировании у вас прекрасное.

— Уверена, — вздыхаю я, — читаю я тоже хорошо, но в прошлом декабре у меня не было лишних денег на экзаменационный взнос. Я ждала июля.

Увы, две тысячи рублей для некоторых — это деньги, да. А взнос на экзаменацию по первой категории обошелся бы мне примерно во столько. А под прошлый Новый Год заболела мама. Все свободные деньги пошли на её процедуры.

И потом…

Я же не знала, что у меня будет это собеседование столь внезапно. И да, за эту несчастную вторую категорию мне немного стыдно, будто за облупившийся лак на ногтях. Я же понимаю, что Рафарм на второй сорт размениваться не будет.

Одна надежда — на то, что мои практические навыки по каким-то волшебным причинам будут оценены высоко. Выше, чем у остальных соискателей.

— Наш разговор, кажется, зашел на личное поле, — замечаю я со слегка виноватой улыбкой.

— Меня здесь интересуют только ваши языковые данные, — ухмыляется Николай, — так что не волнуйтесь, госпоже кадровому директору я об этой нашей вольности не расскажу.

— Arigatou gozaimasu**, — сдержанно благодарю я. На самом деле — перед эйчарами лучше этим не палиться. Ну, если верить форумам в интернете.