– Не доверяете мне?

Ирка даже ногой притопнула, сердясь на него за умение пользоваться моментом. Это сердило и заставляло восхищаться. Наличие у собеседника острого ума всегда восхищало Иру.

– Вы же знаете, что это вопрос с подвохом?

Он знал и беззастенчиво пользовался этим, а еще улыбался так как могли лишь немногие из мужчин – одними глазами.

– Если отключится, то графический пароль в виде машинки.

– Машинки?

– Как на детских рисунках.

Артем Золотарев пропустил ее во внутрь кабинета, стол которого был завален бумагами и папками в каких-то угрожающих масштабах. Ира пока ждала его появления и приглашения присесть, все гадала, где он хранит все это, когда приходят просители-посетители, но потом пришла к выводу, что тот, наверное, видится с ними на стороне – в каком-нибудь баре или ресторане.

– Она ошиблась!

Ира прошлась по кабинету, осматриваясь в его приятных расцветках.

– Регина, ты совсем иди…

Что не так с Региной, Ира так и не узнала. Голоса смолкли, перед этим заставив Назарову повести плечами от промчавшегося по помещению сквозняку, резко и сильно хлопнувшего дверями.

– Что тут у нас?

Она уж было начала читать названия папок, помеченных яркими стиками «только имущество», «брачный договор», «имущество, дети, алименты» и торчащими из них яркими хвостиками дел, как тут же отдернула себя. Это ведь конфиденциальная информация! Ей только не хватало увидеть что-то такое, чтобы ослепнуть навсегда.

– Что вы делаете?

Он застал ее загруженной папками как раз в тот момент, когда Ирка сгружала их на освобожденную этажерку из-под цветов.

– Освобождаю стол для кофе, – ответила Ира, сдув со лба дерзкую челку. – А вы?

Они, кажется, поменялись местами. Ира работала юристом. Золотарев подменял секретаршу, держа в руках поднос с кофе. Им двоим не платили за это.

– Это и был стол для кофе, – возразил ей потенциальный работодатель.

– Это была полка для цветов, – поправила она, удержавшись от того, чтобы не закусить губу от досады. – Ни разу не временная, говорю вам это, пока мы наедине.

Золотареву не нравилось, когда его поправляли. Это не распространялось на моменты тет-а-тет, но… Ира ведь еще проходила собеседование. Золотареву важно было быть правым и это отдавало каким-то мозгоправным диагнозом.

– Там были давние кружки от цветочных поддонов.

Золотарев не смущался бардака в кабинете. Он смотрел на него с неприязнью и тихо закипающей яростью. Наверное, она бы тоже злилась на то, что есть люди, которым она платит за порядок, но они не желают исполнять свои обязанности.

Интересно почему? Потому что он спит с ней? Потому что она чья-то дочь, жена или подруга? Или, потому что бессилен перед болезнью под названием «олигофрения»?

Легче Золотареву стало после того, как он заговорил о праве. Сначала ему было скучно. Ира видела это по все тем же глазам. Он вспоминал что-то, то из одной отрасли, то из другой как будто принимал у нее общий экзамен. Ирина отвечала, поднимая еще свежие знания, вложенные в нее на институтской скамье. Потом же Золотарев разошелся: он принялся рыться в «крючкотворстве», находил что-то заковыристое, требовал объяснить, решить ситуацию, получал ответ, объяснял что-то самостоятельно, хмыкал сначала про себя, а потом уже и в слух…

– Вы не подходите мне, – выдал он с коротким, но таким характерным сокрушенным вздохом.

Ира поняла, что в ее мозгу сломалось что-то. Она чувствовала, что одна из извилин, которая проходила через зону логики просто-напросто разрушилась и перестала существовать.

– Не подхожу? – повторила за ним Ира и вдруг ощутила себя невозможной дурой.