– Выпью только вместе с тобой. Ты звони, я сама налью и закуску найду. Ты же не ужинал еще, наверное.

– Давай, умница, хозяйствуй. Но выпьем прямо сейчас, ты действительно промокла. И надо сделать все, чтоб ты не простыла.

Выпили.

Бильбао набрал записанный Веркой номер, и на первый же длинный гудок откликнулся Дойник:

– Калганов? Ты говорил, мол, если что, то я могу с тобой связаться. Вот потому и звоню…

– Это я звоню.

– А? Ну да, да. Тебе надо обязательно завтра сюда приехать.

– Опять угостить армянским коньяком хочешь?

– Как? – Павел Павлович не понял, что имеет в виду Бильбао. – Какой там коньяк! В Аслане все дело. После вашего отъезда я с ним говорил. К тебе он ехать не хочет, считает это западло и грозится уже завтра вместе со своими навести на рынке шмон. Своих перекупщиков туда вернет.

– Пусть попробует, – сказал Бильбао.

– Я знаю, что у тебя там люди дежурят, но все очень серьезно, поверь. У Аслана такие дикие отморозки! Они могут оружие в ход пустить, а потом все слинять, я знаю его братию. Убегут на Кавказ, и там их концов не найдешь. Кровь кому нужна?! А Аслан чистый останется. У него тут многое схвачено…

– Приеду, – сказал Бильбао. – А тебе через полчаса Коленька позвонит, у него наверняка вопросы будут. Постарайся ответить на все.

– Пусть звонит, жду. А за тобой машину пришлю, она уже в семь утра возле дома стоять будет. Заезжаете ко мне, я скажу все, что захотите узнать про Аслана и его людей.

– Договорились.

Он положил телефон в открытую Веркину сумочку, стоящую на столе. Обратил внимание, что стол уже сервирован: и хлеб нарезан, и колбаса, и помидоры с огурцами. Вот только самой Верки не видно.

– Подружка, ты где? – позвал он.

Та тотчас откликнулась из спальни:

– Ты же сам, блин, сказал, что надо сделать все, чтоб я не простыла. Я тебя за язык не тянула. И потом, не выгонишь же ты меня на улицу во всем мокром?!

Аслан не любил просыпаться рано. Правда, рано и не ложился. Распорядок трудового дня диктовал режим его жизни. Активная торговля начиналась с обеда, к этому же времени появлялись проблемы, требующие срочных решений. Ближе к вечеру – встречи с хозяевами вновь поступающего товара. «Челноки» хотят быстрее и желательно оптом сбыть куртки и шубы, земляки разгружают вагоны с орехами и гранатами, человек из Дагестана привез икру, тоже просит пристроить… Все знают: Аслан как дирижер, управляет огромным хозяйством, без его помощи трудно обойтись. Еще позже – «сбор урожая»: денежный ручей начинает течь в его карман. Золотое время суток, иногда затягивающееся за полночь.

У Аслана в Светловске нет ничего своего: ни квартиры, ни дачи, ни даже машины. Водителя он нанимает, отдыхать за городом некогда, а живет у одинокой женщины, которая для него и любовница, и кухарка, и личный секретарь. До знакомства с ним женщина работала продавцом в магазине, теперь сидит дома, пробует на себе всю новейшую косметику, озабочена лишь тем, как разместить в двух морозильниках и холодильнике мясо и фрукты с овощами. У нее есть все! Она боготворит Аслана!

Он только что принял горячую ванну, лежит на белых свежих простынях лицом вниз, а она массирует ему спину.

– Асланчик, ты поздно вернулся, мы не переговорили: вчера часов в десять заезжал этот, который с седыми усами…

– Омар.

– Да, правильно, Омар. Привез тебе трехлитровую банку икры и целого осетра.

– Нет, это он тебе привез. Хочешь – продай, хочешь – выброси.

– Ты с ума сошел! Я сделаю тебе из осетра шашлык. Правда, у нас еще один осетр есть, в морозилке.

– Я товар Омара уже пристроил, он пойдет в кафе и в вагоны-рестораны. Если позвонит, а меня не будет, скажи, чтоб не беспокоился.