Стол вскоре был накрыт – в самом деле, оказалась яичница. Приступить к еде было разрешено только тогда, когда все присутствующие заняли свободные места за столом. Взрослые оказались по одну сторону, мы с Максом и Катей – по другую. И я была в середине между ними.

Я одинаково люблю и свою классную сестру, и своего задорного брата, но так вышло, что именно с Максом я проводила большую часть времени. В детстве мы были, можно сказать, неразлучны. А всё потому, что во время прогулок, занятий, походов в школу, да и вообще почти всегда мне приходилось за ним следить. Да, в буквальном смысле следить. Несмотря на то, что мы с ним одногодки (не считая тех нескольки месяцев, разделяющих даты нашего рождения), я воспринимаю его скорее как младшего брата. Сейчас, когда нам обоим почти по восемнадцать, этого уже, конечно, делать не приходится. Но ведь наше крепкое родство берёт начало из детства. Помнится, когда нам было по девять, ему приспичило вскарабкаться на дерево – одно из самых высоких в нашем окружении. Не помню, во что мы тогда играли. Но отчётливо помню, как соскользнула его нога, как страх парализовал мои конечности, и я не могла даже закричать. А ему хоть бы что. Тогда он только рассмеялся, словно над невероятно смешной шуткой, над какой-то незначительной мелочью. Да и сейчас, если сказать по правде, он порой ведёт себя, как ребёнок, что проявляется в его бескорыстной доброте, в его постоянной улыбке и небольших косяках, которые он порой совершает по своей невнимательности. Но зато сердце у него, наверное, самое доброе из всех, кого я знаю. Он всегда готов помочь людям – друзьям, родственникам, случайным прохожим, – всегда готов поддержать страдающего и поделиться бесчисленным запасом собственного позитива. Каким-то образом ему удавалось находить общий язык с большинством знакомых. А рассеянность – это так, досадный пустяк, на который все уже давно закрыли глаза. Дядя Федя говорил, что для творческих людей это часто свойственно – «Максим же у нас как раз собирается стать писателем». Правда, меня брат пока что не посвящал в свои задумки, и не говорил, о чём он собирается писать, но наверняка это будет что-то в его стиле – неоспоримая мораль о равенстве людей и силе крепкой дружбы. Как раз его стиль.

Макс сидел спокойно, неторопливо потягивая свой напиток из кружки. Его волосы были как всегда в милом беспорядке и при солнечном свете отливали алым.

– Задерживаешься, – поделился он удивительным фактом, тихим шёпотом обращаясь ко мне, дабы не привлечь внимание взрослых.

– Не тебе говорить об опозданиях, – отвечаю я на тех же тонах и поднимаю свою чашку с кофе. Делаю глоток. Горячая жидкость слегка обжигает язык, так что вкус теперь чувствуется совсем не так, как хотелось бы. Жаль. Максим улыбается и берёт свою кружку с чаем. Зелёный чай – его любимый напиток. Я же обожаю капучино с двумя ложками сахара, а вот он кофе никогда не пьёт. По крайней мере, за все годы мне так и не удалось застать его за этим. Гораздо больше он любит чай. Когда я спросила его, почему, он только лишь пожал худыми плечами – мол, у каждого свои предпочтения.

– Всем приятного аппетита, – улыбается отец и, вооружившись вилкой, приступает к своему завтраку. Катя следует его примеру, а я вновь делаю глоток кофе. – Как там, кстати, Оля?

Я, так же, как и все за столом, перевожу взгляд на Катю, зная, к кому обращается папа и кому был адресован вопрос. Сестра подцепляет на вилку кусочек яичницы и осторожно, с ненаигранным предвкушением суёт его себе в рот, прежде чем переводит своё внимание на нас. Кажется, вопрос стал для неё самой настоящей неожиданностью.