Кабриолет идёт на обгон, вклинивается между упряжкой тяжеловозов и «мотором» Холмберга. На мостовой ералаш, громадные кони встают на дыбы, водитель канцлера с перепугу вывернул руль и машина бьётся колесом о бордюр. Опрокинутая бампером урна летит вдоль тротуара, рассыпая окурки. Вокруг шум и гам, свистят мальчишки, прохожие хохочут, указывая пальцами на машину, вставшую поперёк улицы. Что поделать, не любят в столице первого королевского министра. Канцлер Холмберг, лысый сухопарый дверг с постным лицом и остатками седых волос, зачёсанных на «внутренний заём» выглядывает из окна и что-то говорит водителю. Тот выкручивает руль и трогается в сторону Дворцовой набережной.

В восемь утра бахает сигнальная пушка на фасе Кронбурга и выстрел эхом прокатывается по лесистым склонам. Замок Кронбург возвышается над городом и кажется продолжением горы, на которой стоит. Стены старой крепости сложены из валунов такой неподъёмной величины, что гиды придумали легенду для туристов: будто бы Эрик IV для постройки замка нанял великанов, ещё живших в то время на склонах Берегового хребта. Жители городских предместий, окружающих гору, посмеиваются в усы: нанял, только не великанов, а местных мужиков. Они с помощью блоков, рычагов и чьей-то матери сложили стены, заставляющие нынешних инженеров озадаченно скрести в затылке.

Прежде Кронбург был резиденцией королей Норланда. Но во время пожара цитадель выгорела почти дотла, и король со свитой перебрался в замок гостеприимных Врангелей, а потом в новый дворец на набережной Кабаньего острова. Что ни говори, дворец с барочными фасадами, высокими окнами и просторными залами больше подходит для короля, чем старая крепость на утёсе. Новая резиденция с колоннами и кариатидами отражается в спокойных водах фиорда и служит нарядным фасадом столицы, светлым пятном на закопчённой физиономии города. От Дворцовой площади по всему Кабаньему острову разбегаются лучами прямые и широкие улицы, застроенные модными магазинами, банками и конторами. Эта часть города с утра запружена народом. Трещат и воняют бензином «моторы» с откинутыми в честь погожего утра тентами, неслышно катят электрические кареты, цокают по асфальту холёные рысаки, впряжённые в лакированные экипажи. Спешат по тротуарам клерки в костюмах-тройках и котелках, в рубашках со сменными целлулоидными воротничками.

В девять утра отпираются двери контор и банков – к этому часу ночные поезда доставляют в столицу помещиков из южных долин, владельцев громадных лесных дач на склонах Берегового хребта, грубоватых скотопромышленников Межгорья, горнозаводчиков Севера… Все идут в банки: снять, оплатить, взять новую ссуду.

Центральный вокзал Нореи работает круглые сутки. Жильцы в домах у железнодорожных путей засыпают и просыпаются под стук колёс, паровозные гудки и лязг автосцепки. Медлительные товарняки чередуются с быстроходными курьерскими поездами, пригородные составы вываливают на перрон толпы работников из предместий. Около десяти утра в движении на железной дороге возникает короткий перерыв. Пригородные поезда доставили всех, кто спешил к открытию контор и заводов. Платформы пустеют. Вдруг резкий свисток разрывает тишину. Гудят рельсы, земля вдоль путей дрожит мелким бесом. Вдали, у самого горизонта возникает нечто, похожее на тупоконечную винтовочную пулю. Локомотив в обтекаемом кожухе летит, не оставляя ни угольного дыма, ни пара. Только еле заметное марево нефтяного перегара вьётся над выхлопными патрубками. На серебристых бортах вагонов готическим шрифтом написано: «Южный экспресс».