То мое первое и последнее шестимесячное плавание изменило не только меня, оно изменило мое представление о жизни, а это куда серьезнее. Я стал думать о жизни по-другому. Моя жизнь стала другой. По сути, закончилась одна ее часть, началась совсем иная. Я должен был думать, куда, в каком направлении двигаться и как жить теперь, когда все вдруг изменилось.

В море почти сразу у меня во всей красе стала проявляться морская болезнь, хотя до этого в коротких выходах в море и на небольших суднах были лишь ее небольшие признаки. Через какое-то время я понял, что придется терпеть эту непреходящую тошноту все время или отказаться от моря окончательно и бесповоротно. Так сказал мне наш корабельный доктор. Но как оказалось, это было только первым испытанием.

Потом один из наших матросов упал за борт. Когда его вытащили из воды, он уже не дышал. Спасти его не удалось. Как это случилось, до сих пор для меня непонятно. Какая-то темная история. После служебного расследования нам всем объявили, что это была случайность. Конкретнее не объяснили, а спрашивать на службе не принято, даже если это смерть твоего товарища.

До конца плавания его тело несколько месяцев плавало вместе с нами. Я никогда не думал, что боюсь мертвецов, но тут было жутко, особенно, когда по ночам завывал ветер, а вода бешено билась в борта.

Сначала нашим родным не сообщили, кто погиб, телеграммой отбили только то, что умер курсант такого-то года рождения. Нас таких на корабле было тридцать. Каждый переживал, что его близкие могут подумать, что умер он. Наверно, тогда все немного тронулись умом, представляя себя на месте того несчастного. Я не был исключением. Удивительно, но моя тошнота как-то отвлекала меня от этого сумасшествия и мрачной обстановки на корабле. Божья мудрость? Сейчас думаю, да, но и тогда я был благодарен Ему. Хотя бы за то, что я не оказался на месте своего товарища. Но вера моя с тех пор здорово покачнулась. А тут и третье событие из вышеупомянутой троицы не заставило себя ждать.

Как только сошел на берег, дал себе обещание больше никогда не выходить в море, даже в развлекательных круизах. Я сообщил об этом решении, а также о том, что покидаю училище, своему отцу и девушке. Вернулся в Москву. Девушка испарилась без всяких объяснений. Она не только не встретила меня по прилете, а вообще отказалась от всяких встреч.

Да, сейчас я могу уже об этом писать спокойно и даже слегка насмешливо. Какое счастье, что та девушка испарилась и нет ее в моей жизни. Хотя она была моей первой настоящей любовью. Теперь я понимаю, какая она была… и… и даже не знаю, какие слова подобрать, чтобы ее описать сейчас.

Сейчас даже ее лицо представляется мне весьма туманно. Что же говорить о ней самой? Сейчас у меня нет той, уже прошедшей злости, которая заставляла посылать в ее адрес проклятья, когда я понял, что ее не вернуть. Сейчас у меня нет той израненной, наверно, даже не души, а гордости, которая хотела ее вернуть и доказать тем самым, что я ее достоин. Сначала, когда надежда еще была, я караулил ее у дома, писал ей письма, подсовывал подарки в почтовый ящик, обещал ей золотые горы, но все было бессмысленно. Слава Богу! Слава Богу, что она не вернулась, а у меня хватило ума понять, что это благо для меня. Не сразу, но со временем. Пусть не всегда, но очень часто, что ни делается, многое действительно к лучшему. Только понимаешь это не сразу. Увы…

Через несколько лет жизнь моя, сделав крутой вираж, вошла в привычное ныне русло. Я закончил факультет журналистики. Стал писать в разные журналы, сначала как вольный автор, потом стал штатным журналистом в одном из них, а позже – главным редактором.