Фото Аманды, 2009 год


Я решила изучить комментарии в Интернете. Кто-то сострадал, молился за детей и призывал уделять больше внимания психически нездоровым людям, однако в основном Аманду всячески поносили. Люди предлагали повесить ее под Селлвудским мостом, но опускать веревку медленно, чтобы шея не сломалась сразу; вытатуировать «детоубийца» на ее лбу и отдать толпе. Люди выражали разочарование, ярость, всеобщее осуждение, так что можно было легко поддаться всеобщему веянию и присоединиться к народному гневу.

Я вновь взглянула на фото. Аманда показалась мне привлекательной женщиной; она выглядела на свои тридцать и один год; у меня тоже примерно в этом возрасте подрастала четырехлетняя дочь – Аманда же на тот момент решила убить собственного сына. Что привело ее на мост – на то место, где она решила, что будет правильным убить своих детей?


Во вторник, 26 мая, Аманда Стотт-Смит была призвана к ответу портлендским Центром правосудия. Когда я пришла туда, в зале не было никого, кроме двух операторов. Мы предполагали, куда будет смотреть Аманда, когда войдет – вперед или в пол. Обсудили других родителей-детоубийц из Орегона: Кристиана Лонго, который задушил собственную жену и ребенка, после чего сбросил еще двух своих детей с моста; Диану Даунс, которая нанесла огнестрельные ранения детям, сидя с ними в машине.

К 14:10 четыре ряда скамей в помещении уже занимали двадцать два человека. Я не знала никого из присутствующих – лишь могла предположить: быть может, молодой человек в последнем ряду, придавленный с одной стороны, похоже, матерью, с другой – сестрой и громко хлюпающий носом, как-то связан с Амандой? Если да, то мне нужно поговорить с ним.

Пока секретари судебного заседания и стенографистки болтали и смеялись, включая компьютеры с однообразным музыкальным сопровождением «Виндоус», я взглянула на того молодого человека. Едва заметно, с уважением, улыбнулась ему. Он улыбнулся мне в ответ. В 14:27 появилась судья Джулия Филбрук. Все встали. Окружной прокурор сообщила судье, что, помимо Стотт-Смит, необходимо выслушать еще трех обвиняемых. Вызвали того самого молодого человека с последнего ряда. Он поднялся и встал перед судьей. Его обвиняли в нападении третьей степени. Он уверял, что невиновен. Ему сказали прийти снова третьего июня, после чего он ушел. Его мать, прежде чем выйти следом, взглянула на меня распухшими от слез глазами.

Судье сообщили, что Стотт-Смит пока не готова явиться. Вместо этого к ответу призвали еще одного молодого человека, одетого в тюремную робу, долговязого, с рокерской прической. Он обвинялся в хранении героина. Судья спросил, понятно ли ему обвинение.

Молодой человек ответил:

– Кх.

Ему предложили записаться на лечение. Он, кажется, не слушал. После чего спросил адвоката:

– Меня сегодня отпустят?

Адвокат ответила: непременно отпустят.

– Круто, – произнес парень.

Далее вызвали еще одного юношу, обвиняемого в нападении второй степени. Судья спросила, способен ли тот позволить себе адвоката.

– Зависит от цены, – ответил юноша.

– У вас есть счет в банке? – спросила судья.

– Да.

– И сколько на нем денег?

– Ну, там минус, – ответил юноша. Судья назначила ему адвоката. Разговор со всеми тремя занял не более восьми минут.

Двое охранников ввели Аманду. На ней была ватная рубашка елового цвета, так называемый «черепаший панцирь», выдаваемый в тюрьме потенциальным самоубийцам. Аманда показалась мне похожей на коренную американку: кожа кремово-кофейного цвета, высокие и широкие скулы. Густые черные волосы были распущены, однако лежали аккуратными прядями. Телеоператоры не угадали – Аманда не опустила глаз. Она держала голову прямо и смотрела вперед, вот только взгляд ее непрестанно блуждал по помещению.