– Конечно, можно оставаться на той точке зрения, что всякая работа приносит свою пользу, – снова заговорил Джордан. – Работая в Детройте, я не боялся быть идеалистом. Однако многие из тех грандиозных свершений, которыми я тогда гордился, теперь почему-то кажутся мне фальшивыми.
– Например? – спросил я.
– Ну хорошо… возьмем представителей национальных меньшинств. Когда мы с тобой учились в колледже, ни о чем подобном не было и речи. А теперь благодаря мне их уже больше двадцати… и все они в один голос заявляют, что выступают за расовое и этническое разнообразие. Но когда я в прошлом году подписал приказ, предписывающий расселять всех первокурсников в общежитии случайным образом, чтобы каждый студент получил возможность познакомиться с этим разнообразием вблизи, начались волнения. Меня заклеймили «дядей Томом»[14].
– Да, помню, – подтвердил я.
– Как будто недостаточно было афроамериканских и латиноамериканских учебных центров, – продолжал Джордан. – Теперь мы строим отдельные жилые корпуса. – Он принялся расхаживать взад и вперед перед камином. – А тем временем мне приходится иметь дело с преподавателями, которые в открытую призывают к свержению капитализма, при этом требуя зарплаты в шестизначных цифрах и угрожающие в случае отказа повышения жалованья уйти в другие учебные заведения.
– Пусть уходят, – сказал я.
Джордан покачал головой.
– Ты не понимаешь, с чем мне приходится иметь дело. Флобер метко подметил, сказав, что пытался жить в башне из слоновой кости; но окружающее ее море дерьма поднималось все выше, колотясь в стены[15].
– Извини, меня ждут более важные дела, – сказал я, поднимаясь на ноги.
– Какие, например?
– Например, мне нужно отвезти свою собаку на химиотерапию, – сказал я. – В любом случае двадцать минут назад капитан Морго временно отстранила меня от несения службы.
– Проклятье! Теперь мне придется лизать ей задницу, чтобы она тебя простила…
– Если честно, Джордан, – сказал я, – мне все равно.
Я уже был в дверях, когда он меня окликнул:
– Джейк… подожди!
Обернувшись, я увидел, что Джордан снова на грани срыва. Какое-то мгновение мне казалось, что у него в глазах застыл ужас. Затем снова вернулась на место маска уверенности.
– Я только хотел сказать… послушай… я знаю, что в Афганистане тебе здорово досталось…
– Пока, Джордан.
Я уже выходил в дверь, когда его последние слова заставили меня застыть на месте.
– Джейк, мне нужна твоя помощь, – сказал он.
– В чем дело? – спросил я, снова закрывая дверь.
– Меня шантажируют.
Глава 5
– Я надеялся, что ты поможешь мне выяснить, кто этим занимается, и остановить их.
– Так что же ты такого натворил, что тебя шантажируют? – спросил я.
– Не больше, чем вот он. – Джордан указал на портрет Бенджамина Франклина.
С полотна над камином благодушный дедушка Бен в очках в железной оправе взирал на нас с улыбкой Моны Лизы на лице.
– Замечательно. У тебя был роман с Беном Франклином.
Криво усмехнувшись, Джордан спросил:
– Что тебе на самом деле известно о нем?
– Ну же, Джордан, это нелепо, – сказал я.
– Бенджамин Франклин, – настаивал Джордан. – Что тебе о нем известно?
– Его лицо на стодолларовой купюре. Мне хотелось бы иметь таких побольше.
– Что еще?
– Он написал «Альманах простака Ричарда». И по-крупному приложил руку к составлению Конституции.
– Также он открыл Гольфстрим. И электричество.
– Точно… все это было в диснеевском фильме.
– Верно. Но только компания «Дисней» не включила в фильм сцены того, как старина Бен в возрасте семидесяти девяти лет трахал своих любимых шлюх… и не упомянула о том, что в дневнике у него полно записей о его любимых сексуальных игрушках и о страхах подцепить венерическое заболевание.