Эти плавные движения, эта женская фигура, до умопомрачения медленно-медленно входящая в воду, притянула его внимание, сковав его мышцы, сковав все его существо, всю его сущность. И он лежал на коврике, замерев, и фактически не дыша, и неотрывно глядел на девушку в зеленом купальнике, как она медленно, шаг за шагом входит в бурную реку Урсул, и как буруны вспениваются вокруг и между ее стройных длинных ног, и как брызги в бешенной скачке прыгают на ее коленки, бедра, животик…

И у Кирилла от всего этого закружилась голова. И, казалось, весь берег Урсула, все горы, вдруг поплыли вперед и вправо, а вместе с ними – и кафе с изгородью, и мост с машинами на берегу, и сама река Урсул – все вдруг стало смещаться вправо – неподвижной оставалась только фигура в зеленом купальнике. И Кирилл резко закрыл глаза, испугавшись, что сейчас он просто потеряет сознание.

Неужели можно обладать такой женщиной? – вдруг слабо подумал он. – Неужели можно дотронуться до нее, прижать к себе, уложить в постель, лечь с нею рядом?! Неужели все это можно?!

И Кириллу почему-то не верилось, что все это доступно простым смертным. Он был уверен – рядом с такой женщиной могут находиться только особенные мужчины, а не кто попало. И еще он был уверен – в круг этих избранных такой разгильдяй как Кирилл Кольцов уж точно не входит.

И он вздохнул чуть ли не вслух – как противно увлечься женщиной, но не иметь возможности сблизиться с ней – не тот уровень! Кто я, и кто она? Если я к ней подойду, она ведь даже на меня и не посмотрит! – с горечью подумал он, открывая глаза, и тут же захотел было снова закрыть их, но у него ничего не получилось. И он все также неотрывно смотрел на нее – как она отошла от берега на глубину (по пояс), как поплыла, и как перед мостом стала выходить.

И от того как она выходит, с каждым шагом все также грациозно покачиваясь, он млел еще больше, изводя себя мыслью – Боже, ведь досталось же кому-то такое совершенство! И этот кто-то зарядил ее дочкой! И он может совершенно свободно лапать это тело по двадцать раз в день, присаживать ее к себе на колени, совершенно не осознавая, каким богатством он владеет!.. Эх, как несправедлив этот мир!

Вот она вернулась к послушной дочке, и Кирилл невольно отметил, что и у мамы и у дочки на ногах – тапочки. В следующий раз надо будет купить кеды, недовольно подумал он. – А то с таким купанием все ноги обломаем!

Между тем прямо напротив Кирилла женщина принялась купать свою дочку в спокойной воде – перед бурунами, держа ее под грудь. И он встал – чтобы лучше ее видеть. А чтобы не торчать как истукан, он подошел к остывающему костру и, расположившись рядом с Катей, принялся неторопливо подкидывать в огонь щепки.

Мимо цепочкой проходила компания – два мужика и женщина. Все – алтайцы. Мужики поравнялись со стоявшим Кириллом. Остановились, закрыв от него маму с дочкой. Первый мужчина – сухощавый алтаец неопределенного возраста – протянул руку. Кирилл пожал ее.

– Закурить есть? – спросил мужчина, протягивая руку и присевшему на коврике Михаилу, которому, впрочем, пришлось тут же подняться.

Было видно, что алтаец, не смотря на то, что нет еще и двенадцати часов, был уже изрядно нетрезв.

Кирилл протянул ему пачку. Между тем к ним приблизился и второй алтаец, который также протянул руку для рукопожатия. А женщина-алтайка осталась покорно стоять в стороне. Первый алтаец взял из пачки несколько сигарет.

– Ягода нужна? – спросил второй алтаец – явно помоложе и помускулистее.

– Нет, – отрицательно покачал головой Михаил.

– Сфотографируемся? – вдруг предложил молодой, глядя на Михаила и кивая на сотовый телефон, валявшийся на коврике.