Угрозы начальника лагеря не были пустым сотрясением воздуха. Бесчеловечное отношение уже распространилось на всех других офицеров. Не щадили охранники и солдат, осыпая их бранью и побоями. Уходя от полковника, Клиптон не мог не думать, что ожидает его несчастных больных.

Сайто, как видно, ждал его. Он встретил его чуть ли не у карцера и спросил:

– Ну что?

Глаза у него были тоскливые. Он был трезв и казался подавленным. Клиптон сообразил, что полковник своим упорством подрывает авторитет начальника лагеря, и решил действовать тоже напористо.

– Что? Полковник Николсон никогда не уступит грубой силе. Его офицеры тоже. Увидев, как с ним обращаются, я могу только поддержать его.

Он заявил, что примененные к узникам меры наказания недопустимы не только с медицинской точки зрения, но и с точки зрения международного права. Он даже сказал, что подобная жестокость ничем не отличается от убийства.

Клиптон ждал, что Сайто набросится на него с кулаками, но тот только взглянул на него, пробурчал, что все это вина полковника, и быстро ушел. Доктору вдруг показалось, что японец, в общем-то, не злой человек, а его жестокость объясняется страхом, а страхи у него разные: с одной стороны, он боится начальства, перед которым отвечает за строительство моста, с другой – подчиненных. Он не хочет «ударить перед ними лицом в грязь», показать, что не может заставить пленных слушаться.

Клиптону с присущей ему склонностью к обобщениям вдруг подумалось, что именно страх как перед вышестоящими, так и перед нижестоящими – главная беда каждого человека. Когда он сформулировал для себя эту мысль, то вспомнил, что когда-то, кажется, даже встречал что-то вроде афоризма на эту тему. И это ему было приятно. Размышления отвлекли его от эмоций, он немного успокоился. Продолжая размышлять и уже входя к себе в «госпиталь», он подумал, что всеми остальными бедами и, возможно, самыми страшными, мы обязаны тем, у кого вообще не было ни начальников, ни подчиненных.

Начальник лагеря, похоже, тоже размышлял. В следующую неделю с полковником Николсоном обращались немного лучше, и в конце ее Сайто навестил узника и спросил, будет ли он, наконец, вести себя как «джентльмен». Он пришел совершенно спокойным, рассчитывая, что в полковнике заговорит голос разума, но, столкнувшись с его отказом говорить на затронутую тему, вновь закусил удила и впал в ярость, которая превращала его в дикаря. Узника снова избили, и корейцу, похожему на гориллу, было приказано придерживаться режима первых дней. В приступах исступления Сайто не помнил самого себя. Он набросился с кулаками на корейца, обвинив его в преступной мягкости. Размахивал револьвером, грозя собственной рукой расстрелять обоих нарушителей порядка и дисциплины.

Клиптон попытался снова вмешаться, но был избит. Его больных, всех, кто только мог держаться на ногах, отправили на работу. Они потащились на стройку и взялись за тачки с землей, чтобы их не забили до смерти. В лагере на реке Квай воцарился на несколько дней террор. Полковник Николсон отвечал на унижения высокомерным молчанием.

В душу полковника Сайто, похоже, вселялись по очереди то душа мистера Хайда, способного на любую жестокость, то душа доктора Джекила, гораздо более человечного. Разгул насилия сменился щадящим режимом. Полковник Николсон вновь был поставлен на лагерное довольствие и даже получил дополнительный паек, положенный больным. Клиптону было разрешено навещать его и лечить. Сайто объявил ему, что он отвечает головой за здоровье полковника.

Однажды вечером Сайто приказал привести Николсона к себе и отослал охранников. Оставшись с пленником с глазу на глаз, он разрешил ему сесть, достал банку американской тушенки, пачку сигарет и бутылку отличного виски. Он сказал Николсону, что его как военного глубоко восхищает поведение полковника, но идет война, и не все здесь от них зависит. Николсон должен понять, что он, Сайто, подчиняется приказам своего начальства. Начальство требует, чтобы мост через реку Квай был построен в кратчайшие сроки, а значит, все, у кого есть руки, должны работать на строительстве моста. Николсон отказался от тушенки, сигарет и виски, но с интересом выслушал все, что сказал ему Сайто. И спокойно ответил, что Сайто понятия не имеет, как должна быть организована работа на таком сложном предприятии, как строительство моста. И вновь изложил свои первоначальные доводы. Выходило, что они так и не сдвинулись с места. И никто на свете не мог бы сказать, останется ли начальник лагеря вменяемым или вновь впадет в неистовое безумие гнева. Полковник Сайто долго сидел молча. Очевидно, этот вопрос решался в таинственных высях Вселенной. Николсон воспользовался его молчанием и задал ему вопрос. Он спросил: