Похоже, он оказался не одинок в этой своей отстраненности. Прекрасная Элизабет имела стойкую репутацию целомудренной женщины. Даже записной светский сплетник не смог бы утверждать, что Его Величество украшен собачьим хвостом. Но каков сюрприз: оказывается, прелестная Бетти куда более целомудренна, чем можно предположить! Вот в чем секрет ее недостаточной притягательности – она, оказывается, до сих пор девица. Но как же она оказалась хороша, как невозможно, невероятно хороша!

…А королева смеялась.

– Право, герцог, вам идет удивление – вы так забавны… Налейте вина, только не этого, другого… И сядьте, наконец, мне неудобно на вас смотреть!

– Ваше Величество! – выдохнул Энтони, протягивая ей стакан и устраиваясь на низеньком пуфике так, что их лица были вровень. – Я не понимаю… Как такое может быть?

– Очень просто! Его Величество принадлежит к числу тех, кто охотнее работает на чужом поле, причем плодородным землям предпочитает каменистые. По-видимому, он из тех птиц, что не поют в неволе. А я не желаю, как в известном романе, договариваться с его… гм, «дамой»… и во тьме кромешной занимать ее место. Да и трудновато бы мне при этом пришлось. Я ждала шесть лет и не дождалась. Что ж, если так, то его поле вспашете вы.

На несколько мгновений Энтони превратился в каменную статую, аллегорию раздумья. Слишком уж оглушающими были новости. Леон Третий отнюдь не имел репутации верного супруга, его фаворитки были всем известны – но кто бы мог подумать, что при этом он обходит свою жену? А уж что касается каменистой почвы… Данной метафорой обозначались склонности, за которые во времена Трогара, со свойственным тому времени грубым остроумием, сажали на кол. Но Леон никогда ни в чем подобном не был замечен, изящные юноши не кидали в его сторону томных взглядов…

– Кстати, насчет вашего фамильного мужского средства, – тем временем продолжала королева, – попрошу меня от него избавить. Я не монашка. Трогармарку нужен наследник и, по возможности, не один. Я не собираюсь давать Леону повод развестись со мной.

Энтони покраснел, ибо Элизабет коснулась вещей, говорить о которых было не принято. Действительно, из поколения в поколение лекари семьи Бейсингемов изготавливали айвилу рецепт которой, вывезенный давным-давно с Востока, был фамильной тайной. Семейная легенда гласила, что причиной всему стала связь одного из Бейсингемов, беспутного повесы Эдуарда, с монахиней. Та забеременела, дело вышло наружу. Король помиловал провинившегося герцога, для Эдуарда все ограничилось временным удалением от двора и церковным покаянием. Но его подруге пришлось куда хуже. Священный Трибунал, не в силах заполучить виновника позора, отыгрался на ней. Монахиня исчезла. Мучимый совестью и запоздалым раскаянием, Эдуард употребил все связи, истратил уйму золота – и ничего не добился. А ведь ходили слухи, что в таких случаях женщину, оскорбившую церковь, замуровывают в монастырской стене…

Тогда-то Эдуард и дал клятву – никогда не причинять женщинам подобных неприятностей. Он слышал о некоем восточном средстве: если мужчина выпьет глоток за несколько часов до того, как пойдет к даме, та будет в полной безопасности. Один из его лекарей отправился в Дар-Эзру и действительно привез оттуда рецепт. С тех пор айвила надежно предохраняла любовниц Бейсингемов от нежелательной беременности… впрочем, и от желанной тоже. Есть ведь и такой способ выйти замуж.

– Как скажете, Ваше Величество, – слегка поклонился Энтони. – Если этим я могу вам послужить… Сегодня я пил ай-вилу. Значит ли это, что наше свидание закончено? Ваше злодейское вино все еще бродит в моей крови. Неужели король так безнадежен, что его не расшевелил даже этот напиток?