…Барон Девиль, осведомленный в этой истории более прочих – не считая, конечно, Энтони – кивнул с легкой усмешкой:
– О первом шаге, действительно, догадаться нетрудно – он позвал на помощь вас.
– Ну, разумеется. Только это не первый шаг, а второй. Но он действительно подрядил нас, в обмен на кусок призового пирога. Трогармарк получит часть рудников Трира, беспошлинное судоходство по рекам и, насколько мне известно, двух чистокровных жеребцов-производителей для королевских конюшен.
– Я одного не понимаю, – в голосе Крокуса слышалось искреннее удивление, – разве ты сам не справишься?
– Уберите его отсюда, – поморщился Энтони, – от его шуток разит казармой. Мне и так предстоит провести лето в обществе солдат, не надо начинать сейчас.
Длинное породистое лицо барона даже не дрогнуло, лишь уголки губ чуть искривились от сдерживаемого смеха. Нехитрая ловушка сработала.
– Не предполагал, что ты так пошло меня поймешь. Впрочем, что взять с кавалериста… Я-то имел в виду твоего компаньона.
– А, так ты уже знаешь? – Энтони лень было продолжать пикировку. Слишком уж жарко, и слишком хорошо ему было в любимом кресле в малой гостиной маркиза.
– Этим и должно было кончиться. Хороших военачальников у них нет, а драка будет нешуточная. Вот я и удивился: зачем он нужен, почему бы не поручить кампанию тебе…
– Насколько я понял, сначала они хотели справиться сами. Затем решили пригласить командующего со стороны, но обойтись без союзников. А потом все же и про нас вспомнили. Возможно, их кто-то надоумил, тот же командующий, например. Полководец – это, конечно, хорошо, но неплохо бы обзавестись и приличной армией. Даже если за это придется делиться…
– Я одного не пойму, – все так же медлительно произнес Шантье. – Ты доволен или раздосадован?
– Конечно, доволен! – снова засмеялся Бейсингем. – Рене, летние лагеря – это так скучно…
Энтони пробыл у Шантье до вечера и теперь ехал по холодку, время от времени прикладываясь к прихваченной на дорогу бутылке. В ней оказалось альтоне, неведомыми путями попавшее на «золотой» стол. Пить красное сухое после такого количества золотого выдержанного не стоило бы, но что поделать, в конце концов, это Рене оплошал, выставив его. А вот голова завтра будет как большой дубовый сундук – у него, у Бейсингема. Энтони решил, что непременно напишет об этом Шантье, пусть тому будет стыдно. Хорошо полковнику Флику – этому дуболому и катапульта нипочем. Катапультой в армии называли водку, в равных долях смешанную с пивом. На Энтони это мрачное пойло производило как раз такое действие – словно тебе по голове из осадного орудия врезали. А Флик ее кружками дует…
Запрокинув голову и едва не свалившись при этом с лошади, он вытряхнул в рот последние капли и бросил бутылку в траву, задев ногу Марион. Кобыла в ответ недовольно фыркнула, куснула его за колено и продолжила обрывать листья с куста, в который они почему-то уткнулись. Энтони пихнул ее в бок, поворачивая на дорогу, еще раз получил зубами по колену – укусить она не успела – и пошел на мировую, погладив теплую шею. Марион не терпела, когда хозяин бывал пьян, – по-своему, по-женски она права…
Пить больше нечего, да вдобавок из придорожного леска потянуло неприятной сыростью, а до лагеря еще ехать и ехать. Настроение стремительно портилось. Сначала он думал о большом дубовом сундуке, потом мысли плавно перешли на предстоящую кампанию. Тут ему пьяная голова не мешала – о войне Бейсингем мог думать в любом состоянии. Если, конечно, не был в постели. В смысле, не один в постели…
Да уж, удружил ему король! Это отнюдь не та кампания, за руководство которой дерутся генералы, и не тот союзник, рядом с которым хорошо воевать.