Суру подвели к дубу, и жрец поднес ей чашу с настоем жертвенной травы. Как только она его выпила, ей показалось, что небо стремительно приближается, жрец склонился над ней, а дружина так сбилась оружием, что звон его поглотил все звуки…

Пятная кровью свое облачение, жрец возложил тело Суры на ложе, и тут же пламя, взлетев лизнуло ей руку, закружило вокруг огненную пыль. Толпа вскрикнула и, как один человек, замолкла – дым, словно взбитая перина, укрыл костер. Тогда чародей загудел в свою трубу, и порыв ветра отодвинул завесу, открывая душе путь к Ирьему саду – той небесной роще, что находится по другую сторону облаков, там, где души людей живут как птицы, а вокруг всегда светит солнце, и уже некуда спешить. Толпа ожила, глядя на пламя, которое когда-нибудь каждого возьмет с собой. И людям казалось, что они видят тень, которая махнула им рукой, устремившись по дымной дороге вверх, к своему ясному теперь счастью…

Милава гадала на травах. Около полночи она вышла на луг и ощупью нарвала траву, что попала ей под руку. Потом вернулась домой и, не разглядывая, положила под подушку. Если утром там окажется больше двенадцати разнотравий, то к зиме состоится её свадьба со Святко…

Всё смолкло вокруг, но она никак не могла уснуть. К этой ночи растения, набрав силу, готовы для приготовления снадобий и ворожбы, и, чтобы отвратить от дома несчастья, старые люди сейчас жгли в укромных местах колючий шиповник, крапиву и жесткие листья осоки. Самые же лихие, сняв с себя рубахи, до утренней зари будут рыть в лесной глуши целебные коренья.

Завтра, в ночь на Купалу, Святко тоже отправится в лес, чтобы добыть волшебный цветок папоротника, который расцветает раз в году на один миг и тут же бывает похищен нечистыми духами. Но если человек сумеет обхитрить эту злую силу, то будет неслыханно богат, ибо станет ведать, не только где сокрыты богатые клады, но и как их достать. Известно, что чужие сокровища оберегаются сонмом духов, с которыми без волшебной силы никак не сладить, и вместо выкопанных драгоценностей в руках человека могут оказаться лишь черепки разбитого горшка или горсть разноцветных камешков. Но волшебная сила цветка в том и заключалась, что внушала искателю и слово, и заговор, и действо, которые были сильней злых чар. Ведуны говорили, что каждый клад имеет свою душу и нередко сам выходит из земли мерцающим огоньком, но может тот час же принять самый нелепый вид. До сих пор в селении помнили нищенку и петуха, не дававшего ей прохода. Старуха, наконец, не вытерпела, стукнула его клюкой, а он взял да и рассыпался вмиг самоцветами, золотом да серебром…

Милава вспомнила ещё Семага, что жил когда-то на краю села. Все посмеивались над ним, что не ищет он богатства. А Семага лишь усмехался в ответ:

– Коли стою я того, то богатство само ко мне придёт.

Как-то парни вздумали подшутить и закинули ночью ему в дом дохлую скотину. Взялся Семага утром её выкидывать, а шкура лопнула, и раскатились по земляному полу его халупы несметные сокровища.

Летняя ночь коротка, и небо стало заметно светлеть. Милава подождала пока все предметы стали ясно различимы, и, сбросив подушку, принялась разбирать собранные ночью травы. В ее руках оказалось пятнадцать разных растений…

Весь день поселяне готовились к ночному торжеству: в домах не осталось ни одного не убранного закоулка, ни одной грязной тряпицы. Играющих детей тоже не было видно в этот день. А когда вечерняя заря догорела, Милава с охапкой цветов вошла в дом. В её избе стоял смешанный запах увядающей листвы, смолы, коры и ещё не совсем просохшей влаги. Банные веники, сломленные в этот день, весь год обладают чудодейственной силой, но для этого надо вплести в них ветку берёзы, смородины, можжевельника, ольхи, липы, черёмухи, калины, ивы, рябины и цветы тех трав, что распустились к этой ночи. Милава рассыпала свои букеты по столу и, выбрав крепкие стебли Иван-да-марьи, притулила их к притолоке. Теперь, если надумает недобрый человек приблизиться к дому, то желтый цветок громко заговорит с фиолетовым, и вор сразу свернёт в сторону, полагая, что в доме люди.