Антиюгославская резолюция позволила болгарам делать заявления, на которые раньше они ни при каких условиях не решились бы. Теперь перед ними открылась возможность касаться ранее табуированных и наиболее болезненных тем, имеющих отношение еще к периоду Балканских войн. Так, тот же Ивановский, как указывал в отчете Хаджипанзов, на одной из конференций в Софии заявил о необходимости помнить, что Югославия всё еще держит в рабстве 400 тыс. болгар в «западных районах» (имелись в виду Цариброд и Босилеград. – А. А.). Югославский дипломат отметил и снятие во всех административных учреждениях портрета Тито[103].

Спустя три дня после отправки указанного отчета в Белград был отослан новый объемный материал на ту же тему. Хаджипанзов провел детальный анализ антиюгославских материалов в болгарской прессе, сообщил о своих беседах с болгарскими функционерами, которые пытались объяснить своему собеседнику причины ухудшения двусторонних отношений. Один из них, директор Дирекции печати В. Топенчаров, говоря об ошибках югославского руководства, выражал надежду на изменение ситуации в лучшую сторону. В качестве примера он приводил статью Джиласа, в которой тот признавал отдельные ошибки ЦК КПЮ[104].

8 июля Хаджипанзов отправил в МИД сообщение о прошедшей в Софии конференции Народного фронта югославов, проживающих в Болгарии. Председатель организации Владо Митев, бывший член КПЮ, а в настоящее время – БРП(к), встав на сторону резолюции Информбюро, попытался вместе со своей группой в 15–20 чел. не допустить свободного обсуждения на конференции материалов ЦК КПЮ относительно конфликта, которые должен был изложить секретарь югославского посольства. Однако в результате настойчивости делегатов была принята проюгославская резолюция, а Митев и член руководства Тасев вынуждены были подать в отставку со своих постов[105].

Примечателен состоявшийся 25 июля разговор Г. Влахова, заместителя председателя Скупщины, с болгарским послом в Белграде П. Пеловским, во время которого речь зашла об отношениях в Болгарии к резолюции Информбюро. Влахов отметил, что в Болгарии в настоящее время многие готовы критиковать позицию югославской компартии, что вся болгарская печать полна подобными материалами. В связи с этим высокопоставленный чиновник выразил удивление, что в полемику оказались вовлечены такие деятели, как Кимон Георгиев и Георгий Кулишев, бывшие фашистские руководители, члены политической группы «Звено»[106], а также «дружбаш»[107] Георгий Трайков, которые «выступают в роли адвокатов и защитников позиции болгарских коммунистов по отдельным принципиальным вопросам марксизма». «Жаль, что болгарскому народу лекции о марксизме читают такие люди», – подчеркнул Влахов[108]. В секретариат Кабинета Тито поступала информация от Ивана Караиванова, болгарина, работавшего в свое время вместе с Тито в Коминтерне, после войны проживавшего в Югославии, но сохранившего тесные связи в верхних эшелонах власти Болгарии и получавшего оттуда информацию. Он отмечал, что антиюгославская кампания развернулась в НРБ за несколько дней до появления резолюции и особенно широкие размеры приняла после ее опубликования. В выступлении министра обороны Дамянова, которое, как отмечал Караиванов, «дышало неудержимой злобой», говорилось о старом споре между болгарской и югославской компартиями. В том же духе выступали Тр. Костов и министр финансов И. Стефанов. Караиванов указывал, что рядовые партийцы и общество в целом оказались после появления резолюции в сложном положении, поскольку прежде им внушалось, что КПЮ – выдающаяся партия, вторая после ВКП(б). Массам непонятно, почему руководство БРП(к) обвиняет югославов во всех смертных грехах, ведь еще недавно Г. Димитров говорил, что болгары должны учиться у Югославии. Это обстоятельство заставляет ЦК болгарской компартии начать широкую разъяснительную кампанию по всей стране. Главными аргументами в ней стали тезисы о «неуважении к Сталину» и о «непослушании» югославского руководства. В этой грязной анти-югославской кампании, по замечанию Караиванова, агитаторы теряют чувство меры. Так, Костов, цитируя Сталина, сказал, что «Джилас разбирается в марксизме не лучше, чем осел в сене»