. Заместитель министра иностранных дел Югославии А. Беблер в беседе с А. И. Лаврентьевым 21 апреля по собственной инициативе попытался сформулировать причину возникновения разногласий между двумя странами. По его мнению, специфические проблемы, которые возникали перед югославской внутренней и внешней политикой, были связаны с тем, что Югославия занимала особое географическое положение и должна была самостоятельно бороться с капитализмом, решать внешнеполитические вопросы и преодолевать внутренние проблемы. Пытаясь объяснить некоторые действия югославского руководства последнего времени, Беблер говорил, что ему необходимо было проявлять оперативность и проводить такую политику, которая отличалась от политики СССР. «Могут быть вопросы, интересы по которым обеих стран могут не совпадать», считал югославский дипломат. Как ему казалось, в этой ситуации именно отсутствие консультаций Югославии с Советским Союзом по внешнеполитическим вопросам и стало причиной советского недовольства. Дополнительным свидетельством того, что политика ФНРЮ в Албании стала катализатором конфликта с Москвой, можно считать комментарий Лаврентьева, в котором он, не соглашаясь с рассуждениями югославского дипломата, отмечал, что особое географическое положение Югославии не может определять ее особую внешнюю политику. По своей направленности, по мнению посла, «внешняя политика может иметь только две концепции: концепцию капиталистических стран и концепцию демократических стран во главе с Советским Союзом». Как считал Лаврентьев, события на Балканах и в Средиземноморье настолько переплетались с общемировой политикой, что любой неосторожный шаг мог вызвать серьезные осложнения, «тем более что англо-американцы стремятся к усложнению обстановки в этой части Европы»[50]. На вопрос Беблера, что нужно сделать для улучшения отношений между двумя странами, советский посол, следуя имеющимся инструкциям, ответил, что, по его личному мнению, нужно исправить допущенные югославами ошибки и прислушаться к замечаниям Москвы[51].

Получив во второй половине апреля 1948 г. ответы от «братских» компартий с поддержкой советской позиции и осуждением югославской, Кремль 4 мая направил очередное послание в Белград. Письмо начиналось с констатации, что в присланных «документах» югославских «товарищей» (ответное письмо от 13 апреля за подписью Тито и Карделя и сообщение о решении пленума ЦК КПЮ. – А. А.) нет никакого прогресса в сравнении с их предыдущими «документами», что они еще «больше запутывают дело и обостряют конфликт». «Непомерно амбициозный», по мнению Сталина и Молотова, тон свидетельствовал о нежелании «выяснить истину, признать по-честному свои ошибки, признать необходимость ликвидации этих ошибок»[52]. Кремль на сей раз решил вспомнить и подверстать к списку прегрешений югославов и более ранние высказывания руководства КПЮ, в частности речь Тито в Любляне в конце мая 1945 г. о ситуации вокруг Триеста. Советские руководители пытались выстроить схему требований и поведения югославской стороны в триестском кризисе в мае–июне 1945 г. Тогда югославская армия в ходе быстрого наступления планировала занять город раньше британских войск, и СССР вначале поддерживал это намерение, но западные союзники спешно вошли в Триест, не оставив югославам шанса. Сталин был лично вовлечен в переписку с Черчиллем по этому поводу и в результате рекомендовал Тито не обострять ситуацию. Это вызвало недовольство югославов, рассчитывавших на советскую поддержку в реализации своих планов в Истрии. Но, как подчеркивалось в письме, СССР не мог пойти на новую войну, теперь уже с Западом. Возможно, этим объяснялась крайне негативная реакция кремлевского руководства на заявление Тито, что Югославия «не желает оплачивать чужие счета и не хочет быть разменной монетой», а также не желает, чтобы ее «вмешивали в какую-либо политику сфер влияния» (Тито, скорее всего, к этому времени было известно о переговорах Сталина и Черчилля в октябре 1944 об определении зон ответственности между союзниками на Балканах. –