Достигнув начала подъёма, Ирина остановилась, глубоко дыша и прижимая руку к бьющемуся в груди сердцу. Оглядываясь через плечо, она видела лишь мрачный коридор метро, который тянулся за её спиной. Никаких звуков больше не доносилось из темноты, и это молчание казалось ей более угрожающим, чем зловещие удары и крики. Она вздохнула с облегчением, чувствуя, как ветер касается её лица, и пыталась отогнать остатки тяжелых мыслей, чтобы сосредоточиться на их дальнейшем пути.

Но в тот момент, когда казалось, что она сумела оставить за спиной ужасы темных коридоров и зловещие звуки, которые так напоминали страшный сон, едва оправившись после стресса, вызванного спуском в мрачные недра подземки, Ирина, внезапно ощутив чью-то присутствие, инстинктивно огляделась. Боковым зрением она заметила фигуру в потрепанной одежде – того самого человека, которого она ранее хорошенько приложила кирпичом.

Время словно замедлило свой бег. Человек внезапно возник сбоку, как призрак, или как демон из кошмаров, и прежде, чем она успела как-то среагировать, он одним мощным движением завел ей руки за спину, заломав их с такой силой, что Ирина только и смогла, что выдохнуть от боли. «Попалась, сучка!» – вопил он, и в его голосе звучала не только ярость, но и какое-то безумие. Ирина ощущала, как с каждой секундой ситуация становится всё более отчаянной. Боль в запястьях была невыносимой, и она чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, туманя взор. Она старалась дышать глубоко, чтобы сохранить спокойствие, но каждый вдох и выдох приносил лишь острую боль и разочарование от неудачных попыток освободиться. Ирина пошевелила руками, пытаясь найти хоть небольшую слабину в захвате своего нападавшего, но его хватка была неумолима, как стальные тиски. Она попыталась подвигаться корпусом, стараясь создать достаточно давления, чтобы сместить его руки и ослабить захват. Но каждое движение казалось лишь усиливать давление на её запястья, углубляя ощущение безысходности.

Минуты тянулись долго, каждая секунда была наполнена мукой. Ирина ощутила, как её силы покидают её. Ирина почувствовала, как страх сковал её, и в этот момент она поняла, насколько уязвима. В голове мелькнула мысль о Данииле, тихо посапывающем в слинге. Она не могла позволить себе потерять самообладание, ведь от её действий зависела не только её собственная жизнь, но и безопасность её ребёнка. Её первой мыслью было защитить малыша любой ценой.

Тогда Ирина попыталась поговорить с нападавшим, пытаясь уговорить его ослабить хватку. Она старалась сохранять голос спокойным, но его тремор выдавал внутреннее напряжение.

– Пожалуйста, не делай этого, ты же не хочешь причинить вред невинному ребёнку, – произнесла она, чувствуя, как её руки онемели от болезненного давления. Однако мужчина не реагировал на её слова, или его поглотило собственное безумие настолько, что разумные аргументы были ему не ведомы.

Когда Ирина уже почти исчерпала свои силы и начала безвольно висеть в руках нападавшего, последний издал глубокий, хриплый смех, который казался искаженным от удовлетворения его победой. Смех был прерывистым, кашляющим, словно каждый звук вызывал ему физическую боль, и в этом было что-то зловеще жуткое. Его лицо, освещенное тусклым солнцем, было землянистого цвета, с лишенными жизни, безумными глазами. Взгляд его был мутноватый, будто покрытый пеленой, в нем не было ничего человеческого, только холодная безразличность и безумие. Волосы на его голове были редкими, тусклыми, как сухая трава на заброшенном поле, каждая прядь казалась отдельной от других, добавляя ему вид душевнобольного. Один кусок уха отсутствовал, замененный уродливой рубцовой тканью, напоминанием о какой-то давней, жестокой схватке. Этот шрам придавал его облику еще большую дикость и заставлял задуматься о том, какие испытания пришлось пережить этому человеку.