Несмотря на месяц, который та провела в больнице, с привычной досадой наблюдая, как других женщин навещают мужья с детьми и возлюбленные, она была удовлетворена. Униженная, несчастная, Алла Дмитриевна, тем не менее, ощущала сладкий тянущий привкус злорадства. В глубине души она давно желала, чтобы с ней случилось нечто подобное. Быть избитой ненормальной – ну разве не лучшее доказательство ущербности этих детей, разве не прекрасное подтверждение тому, что они не вполне люди, их можно презирать?
Она видела для себя только одну сатисфакцию: сделать так, чтобы последствия поступка преследовали Катю, чтобы прямая Катиной жизни переломилась, уходила вниз до конца Катиных дней. Когда суд ограничился «строгим выговором» и постановкой на учет в милиции, Алла Дмитриевна подняла вопрос о предшествовавшем инциденту девиантном поведении девочки. На педагогическом совете пригрозила подать жалобу в контрольно-ревизионное управление. Катю поместили в психиатрическую больницу.
Окна с решетками, двери без ручек, открываемые специальным ключом, гегемония санитарок угнетали. Дружба с девочками не прельщала. Особенно не нравились ей те, кто страдал от анорексии – смирные тихони с конформистской бедой. Чтобы не потерять человеческое достоинство, она ежедневно делала зарядку, качала пресс и мышцы ног. По этой же причине не курила – отказалась от борьбы за сигареты, происходившей каждый вечер в туалете отделения.
Однажды ночью Катя проснулась оттого, что кто-то сидел на ее кровати. Она сильно испугалась, холодок пробежал по спине и рукам. Сделав над собой усилие, села и осмотрелась. Никого необычного не было ни на постели, ни в палате. Девочки спали тяжелым лекарственным сном. Катя залезла под одеяло, накрылась с головой. В его мягкой теплой темноте ей стало безопасно. Закрыв глаза, положив на живот руки, она стала по привычке считать. Возле лица Катя услышала мужской голос. Голос был ей незнаком. Угрожающим тоном голос приказал вращать глазами. Катя не могла не повиноваться. От напряжения и страха у нее свело мышцы шеи. К Катиному счастью никто этого не видел – стояла ночь, она была накрыта одеялом. Голос исчез также внезапно, как появился. Приступ миновал, она смогла пойти умыться, проверить, что с лицом. Четыре следующих ночи Катя не могла заснуть, она ждала, что голос вернется. Но он не приходил. Катя успокоилась, списав то, что случилось, на последствия лекарств.
Продолжив коротать больничное время, она почти забыла о случившемся. Об избиении Катя говорила с вызовом, с гордостью, почти что с бравадой. Она может защитить себя, а это уже немало. Другим девочкам приходилось быть настороже. В больнице Катю держали недолго по местным меркам – пять месяцев. Их хватило, чтобы вволю натешить самолюбие Аллы Дмитриевны. Под неусыпным контролем педагогов и воспитателей, ей предстояло училище. Учебники передали воспитатели. Катя старательно училась в отделении, положив на сердце по окончании семестра в одиночестве выпить бутылку шампанского. Будущая специальность называлась «моделирование и конструирование швейных изделий». По Катиным расчетам заработок должен быть высоким.
Курс писал тест по материаловедению. Сдав работу первой, Катя покинула класс, вышла за территорию. Стояла ранняя, такая приятная щедрым солнцем, осень. Она направилась в парк. Дойдя до пруда, опустилась на скамейку. Решила, что ей следует отдать себе один из двух приказов: смотреть на воду в пруду, что было самым подходящим, или поднять с земли оранжевый лист и любоваться им. Вода была обезображена торчащими из нее палками, пластиковыми бутылками, плавающими, как медузы, целлофановыми мешками. Смотреть неприятно, ее могут счесть странной. Взяв лист, Катя выпрямилась, изящно подогнула под себя ноги. Ни одной мысли не было в ее красивой головке, ни одной эмоции на лице. Стараясь не забывать вертеть в руках лист примерно каждые двадцать секунд, Катя чуть вздернула брови – ведь так, кажется, должна вести себя молодая романтичная девушка, жизнь которой только набирает обороты?