Именно так действовали в 1766 году испанский король Карл III и его министр Пабло де Олавиде в Андалузии, призвав десять тысяч колонистов заселить Сьерра Морену^>52. Эта испанская операция быстро получила признание у всей Европы. Екатерина II действовала в России аналогичным образом, создав всего 104 колонии, из них 52 – на берегах Волги^>53. Для привлечения переселенцев она использовала услуги специальных вербовщиков, французов Дени Шанони и, особенно, Антуана Менье де Прекура (1724–1777), называемого «сьер де Сен-Лоран», который в 1760-х годах стал одним из главных вербовщиков колонистов для России.

В 1766 году царица примерно в 700 километрах к юго-востоку от Москвы основала французскую колонию Саратов, рядом с городом-крепостью, основанной в XVI веке^>54. Григорий Гогель (1742–1799), бывший лейтенант гренадеров герцога Вюртембергского в Монбельяре, являлся ее официальным вербовщиком, а вскоре и начальником. К сожалению, предприятие закончилось печально для наших соотечественников, принявших в нем участие. Условия жизни и труда в этом районе оказались очень тяжелы (холод, малоплодородная почва), тем более что большинство переселенцев не имело опыта крестьянского труда. Как следствие, колония под Саратовом не только не развивалась, но и деградировала. Ежегодно росло число поселенцев, покидающих колонию и возвращающихся на родину.

Впрочем, некоторые французы предпочли перебраться в Москву. Их оказалось 542 человека, согласно докладу, составленному 15 января 1777 года французским вице-консулом Пьером Мартеном^>55. Среди них был и бывший вербовщик-начальник, Г. Гогель, обосновавшийся в Москве в 1775 году. В этом городе он занимал пост директора Воспитательного дома (сиротского приюта), а затем – заведующего учебной частью торгового училища. Но если он занимал высокие административные посты, подавляющее большинство новых москви-чей-французов, согласно документу вице-консула, посвятило себя торговой и ремесленной деятельности. После саратовской неудачи у них осталось достаточно энергии и способностей, а также, несомненно, и денег, чтобы начать новую жизнь в городе. Например, Жан Ларме, уроженец Парижа, приехавший в Россию с группой колонистов в 1765 году, устроился в Москве, открыв торговое дело. В 1775 году он записался купцом 3-й гильдии. Некоторые французы предпочли предложить свои услуги представителям высших слоев общества, в частности русской аристократии, весьма многочисленной в городе. Таковы, например, были два парикмахера, поступившие на службу, один – к графу Шереметеву, а другой – к г-ну Бибикову, а также повар, работающий у г-на Головина^>56. Из женщин некоторые стали модистками, то есть работали с клиентурой, которую составляли богатые люди, желающие выглядеть элегантно и следовать французским модам. И те, и другие, каждый в своем деле, способствовали рождению и быстрому обогащению того, что очень скоро стало называться французской колонией в Москве.

С 1789 года в Россию стали приезжать первые эмигранты, бежавшие от революции. Они составили второе ядро французской колонии в Москве. Для Екатерины II приютить на своей территории французских эмигрантов или хотя бы дать знать, что она готова это сделать, было одним из способов противодействия «революционной гидре», как она ее называла. На первый взгляд, другие страны и по культуре, и по своему географическому положению больше подходили для французской эмиграции, чем Россия. Тем не менее французы устремились именно сюда, мало-помалу увеличивая численность небольшой франкоговорящей колонии в Москве.