Вот оно! Именно поэтому у всех вдруг загорелись глаза. Отсутствие глобальной, единой для всех цели исподволь подтачивало народ. Серость проникала повсюду, ломая волю и способность к сопротивлению. В такой ситуации любые перемены – к лучшему, потому что деньги – это слабая замена мечте, и невольно начинаешь задумываться, как вовремя все произошло. Что говорить, если даже неформалы мирно беседуют со священниками на отвлеченные темы.
Кстати, о птичках. Отбросив в сторону философские размышления, я пересел поближе к святому отцу. Судя по обрывкам фраз, речь шла о событиях последних дней, а послушать церковную версию событий было бы интересно. По крайней мере – официальную.
– …не поможет. Зуб даю! – Длинноволосый паренек эмоционально взмахнул рукой и вызывающе уставился на собеседника.
– Зубы твои мне ни к чему. Но в принципе ты прав, распятие на нежить не действует.
В отличие от парнишки, разрываемого на части гормональными всплесками, ровный голос священника даже не дрогнул. Но прежде чем собеседник победно вскинулся, священник поднял ладонь и спокойно пояснил:
– Крест не действует, когда веры нет. Поэтому вам, ребята, я бы не рекомендовал выходить против вампира с распятием в руках. Ничем хорошим это не кончится. С кровососами я пока не сталкивался, но восставшие кладбища усмирять приходилось. И не будь со мной веры, я бы тут не стоял.
С этими словами священник закатал правый рукав до самого плеча, и взорам окружающих предстал рваный и бугристый шрам. Его изломанная линия поднималась от самого запястья, заканчиваясь в районе предплечья изрядной выемкой. Не знаю, как студентам, а мне не надо объяснять, откуда берутся такие увечья. Из мужика просто выдрали изрядный кусок мяса. Вспахали когтями, ухватили и дернули. Зрелище неприятное и малоаппетитное. И шарахнувшаяся в стороны молодежь мое мнение полностью разделяла.
– Кто это вас так?
– Оживший мертвец. – Слова прозвучали глухо. – Двое, если быть точным.
– Зомби, что ли?
– Нет, – отрезал священник. – Безмозглый, оживленный магией труп. Зомби – это живой человек с подавленной волей, а эти твари к зомбированию отношения не имеют. Нежить. Как вампиры, только тупые и без магии.
– А я вот слышала, что вампиры – хорошие. Они же не виноваты, что так получилось. И вообще, говорят, во всем маги виноваты. С ними вы сражались? – Вперед вылезла блондинистого вида девчонка, сосредоточенно жующая жвачку.
– С колдунами, – поправил священник.
– Маги, колдуны. Какая разница? – Девушка прищурилась и выдала совсем другим, не блондинистым тоном: – Это как с разведчиком и шпионом. Наш – хороший, а ихний – плохой. Так получается?
– Да, – твердо ответил чернорясый. – Он хороший не потому, что наш, а потому, что человеком остался. Со зверями, пусть и в людском обличье, разговор другой.
– Вот как? А как же всепрощение? – ехидно уточнила девушка.
– Прощение подразумевает истинное раскаяние, а не безнаказанность и уход от ответственности. – Ответ прозвучал холодно и сухо. Как лед.
Священник задумчиво провел ладонью по плечу, где под тканью скрывался шрам. Что-то мне подсказывало, в его случае всепрощением и не пахло. И неизвестно, чем бы дело закончилось, встреть он виновного в темном переулке. Если верить моему опыту, раскаяние редко приходит отдельно от наказания.
Впрочем, жест святого отца не остался незамеченным и среди студентов. Очень уж характерно блеснули глаза у белобрысой. В моей голове отчетливо прозвучал гонг, с которым она собиралась открыть второй раунд словесной дуэли, когда священник вдруг протянул ей небольшой кусочек картона со словами: