– Страшные времена настали, пан Анджей, – произнес он, не глядя на меня. Без всякого испуга, даже без горечи, просто констатируя очень неприятный факт. – Хлопы будто обезумели. Беженцы рассказывают такое, что волосы дыбом встают и сердце ледяной коркой покрывается! И раньше были смуты, конечно, но это просто что-то чудовищное. Неужто Господь вовсе лишил их разума?! Универсалы проклятого Хмеля – как горящая ветка, брошенная в стог сухой соломы, как мед, на который слетаются мухи да осы… Все занялось, все, понимаете?! За считаные дни…

– Проше пана ротмистра, а все потому, что слишком добры были к хлопам, цацкались с ними! – проворчал вполголоса Балмута, раскурив трубку. – Надо было чаще вешать да на кол сажать. И кнутов да палок не жалеть, вот! Быдло – оно и есть быдло. Пока чует крепкую хозяйскую руку – покорно, работяще. А чуть пожалеешь, дашь слабину, обленится да начнет куролесить! Жесткость нужна, панове!

– Истинно, истинно так! – дружным, хоть и нестройным, хором откликнулись уланы, сидевшие поблизости.

Я решил пока не вступать в споры, хотя многое мог бы сказать по поводу «жесткости». Насмотрелся, знаете ли! В том числе на ее результаты, которые очень часто оказывались совсем не такими, на какие рассчитывали.

– Да, страшные времена… – подтвердил я, кивнув ротмистру. Про себя отметил, что он чересчур демонстративно отворачивается от камышей, откуда доносился плеск воды, а щеки и уши его раскраснелись, причем явно не от жара костра… Эх, парень, парень!.. Не обижайся, но Анжелу я тебе просто так не уступлю. Самому нравится! Кстати, долго она там еще будет рыбу и головастиков распугивать?..

Словно в ответ на этот безмолвный вопрос плеск прекратился, и через некоторое время Анжела – все в той же татарской одежде, но чистенькая и повеселевшая – выбралась из зарослей. Поляки тут же засуетились, вскакивая и наперебой приглашая панну к огню, отведать скромного угощения. Только и слышалось: «Як бога кохам…», «Падам до нужек…» и многое другое. Даже немолодой вахмистр распушил хвост – куда там павлину!

«Не забудь – у тебя отнялся язык!» – мысленно воззвал я к Анжеле, видя, как загорелись у нее глаза и растянулся в довольной ласковой улыбке коралловый ротик. Понятно, любой женщине лестны знаки внимания, а уж когда она ощущает себя королевой на балу – тут можно напрочь позабыть про все наставления и осторожность…

Но она – умница – по-прежнему исполняла свою роль безукоризненно, словно задавшись целью высмеять все анекдоты про блондинок. И при этом буквально купаясь в мужском восторге и поклонении.

Пан ротмистр, смущенный и напряженный, старался лишний раз на нее не смотреть. Мне было его искренне жаль.

А еда, кстати, оказалась очень даже недурной… Тем более для такого неприхотливого человека, как я! Да и Анжела с аппетитом умяла ужин, не привередничала.

Вот с ночлегом вышло похуже… Понятно, не для меня – для нее! Хоть уланы постарались устроить «панну» как можно удобнее, но сложенная в несколько слоев попона – все же не мягкая постель. Она ворочалась полночи, тщетно пытаясь найти удобную позу и вполголоса постанывая от боли в затекших боках.

Я, хоть и нашел условия ночлега вполне нормальными, тоже спал «вполглаза». Не из-за ее страданий, а потому, что не был уверен в часовых. Вот если бы подходы к лагерю охраняли мои ребята – спал бы словно убитый. А тут… Кто их знает, этих уланов!

Ранним утром наш небольшой отряд двинулся дальше. Судя по тому, какое страдальческое лицо скорчила Анжела, забираясь в татарское седло, ночевка «в полевых условиях» не прошла бесследно, да и «совмещенный санузел» в виде кустов и речушки отнюдь не привел ее в восторг.