Сознание услужливо рисовало все новые и новые подробности обстановки Эркелева замка. За спиной шумно вздохнул Ори, увидев, как самопроизвольно повернулся в замке ключ, щелкнув гранью. Один, три, девять, четырнадцать. А после пятнадцатого щелчка перед затаившей дыхание четверкой медленно распахнулись тяжелые дверные створки, открывая их изумленному взору просторный зал, тускло освещенный несколькими, уже догорающими, светильниками. Плотный ночной сумрак, который не могли развеять боязливо трепыхающиеся в плошках огоньки, напирал из-за колонн, стараясь смутить непрошеных гостей.

Первой порог перешагнула Вера. Звук её шагов заставил ночной мрак всколыхнуться в возмущении, а красные язычки пламени взметнулись вверх, словно хотели предупредить, предостеречь, но тут же снова утихли, испуганно спрятавшись за закопченными краями наполненных маслом чаш.

Она оглянулась на друзей с победоносной улыбкой.

– Прошу!

Сарлис и Анарниэлль последовали за ней без долгих раздумий, хоть и с некоторым трепетом, а вот Ори в нерешительно остановился на пороге. В серых глазах довгара мелькнуло сомнение, но тут же, устыдившись нечаянной слабости, он широким шагом преодолел отделяющее его от других расстояние.

Вера выдернула ключ из замка, и двери медленно закрылись, не удерживаемые больше её волей. Огоньки светильников, потревоженные сквозняком, возбужденно перемигивались между собой, разглядывая пришельцев.

Когда первое волнение от удачного перехода немного улеглось, Анарниэлль, широко открытыми глазами рассматривающая обстановку зала, приглушенным голосом произнесла:

– Целая вечность. Здесь многое изменилось. Ты помнишь, Сарлис?

– Нет. Я не был здесь столь частым гостем, как ты, Анэль, – эльф смотрел на сестру полными печали и понимания глазами.

Анарниэлль отступила в темноту за колоннами, чтобы лучше разглядеть украшающую стены мозаику. Остальные, стараясь все же не слишком разбредаться и попутно продвигаясь вперед, рассматривали украшающие зал произведения искусства. Внезапно громкий то ли всхлип, то ли смешок нарушил настороженную тишину. Он донесся с той стороны, где скрылась Ананрниэлль.

– Вайра, свет! – Сарлис первым бросился в ту сторону, откуда донесся звук.

На ходу наколдовывая светящиеся шары, Вера устремилась за ним. Два светоча, послушно плывущие за ней, осветили темное пространство у стены, и одновременно подбежавшие туда Вера и Ори увидели Анарниэлль. Она стояла под картиной, изображавшей битву у Семи холмов. Её глаза влажно блестели, а губы кривились в странной усмешке. Она повернулась к брату, нервно рассмеялась и срывающимся голосом, указывая на стену, произнесла:

– Смотри, они одели тебя в голубую рубашку! А я точно помню, что тогда на тебе была белая.

Сарлис, разглядывая с недобрым удивлением полотно, освещенное бледным светом висящих над их головами крошечных лун, положил руку ей на плечо.

– Да, конечно. Конечно, белая. Это я помню. На голубой ткани пятна крови не были бы такими яркими.

Его огромные глаза, всегда такие холодные и спокойные, полыхнули мрачным пламенем. Брат и сестра молча стояли перед огромной фреской, узнавая изображенных на ней друзей и близких, давно покинувших этот мир, и заново переживая прошедший кошмар, наложивший на их души печать не проходящей печали. Вера, осторожно приблизившись, вгляделась в изображения эльфов. Те, кто раньше были для неё лишь нарисованными безликими фигурами, внезапно обрели имена. У самого подножья камня, на вершине которого застыла в вечном падении фигура короля Менэлгила, она разглядела знакомые лица. Анарниэлль в ряду таких же лучниц с сосредоточенно сведенными бровями. Нарэмор с поднятой в замахе рукой, рядом с ним Халнор, прикрывающий его со спины. Минелас в закрытом, в отличие от остальных, шлеме, сквозь прорези которого яростно сверкают светлые глаза. Чуть дальше, в самой гуще наседающих людей, бледное, перепачканное чужой кровью лицо Сарлиса. Черные волосы, взметнувшиеся смерчем в полуобороте, и открытый в безмолвном крике отрицания и гнева рот принца-воина, прорывающегося на помощь к поверженному королю. К отцу.